Оригинал: Chapter 8 - Empire Control of an Empire War

Большая дискуссия имела место на этой неделе в Палате Общин[1], о разных аспектах войны, и, в частности, о расширении, насколько это возможно, проектируемого представительного механизма согласованного контроля.

Вы заметили, что в ходе этой запоминающейся речи, полон характерной решимости – не идти ни на какие уступки: ни перед страхом, ни перед общим негодованием – М-р Черчилль заявил, что он готов был дать Австралии и Новой Зеландии, и любому другому доминиону того желающему, ограниченный формат представительства в Британском Военном Кабинете. Представительство, имеющее право быть услышанным, но не право совместного принятия решений. Другими словами, представитель доминиона будет слушать, обсуждать и отчитываться перед своим собственным правительством.

Как писал Лев Николаевич Гумилев, развитие нации определяют пассионарии. Социологи Общественной палаты России сказали бы – социальное ядро. Мы же скажем – эмбрион гражданского общества нашей страны. Проблемам его органического развития – «выращивания» – и защиты (а также тем пассионариям, кто являет собой существо прогресса) посвящается данная статья, ранее опубликованная в сборнике 16-ого конкурса «Галатея».

Буквально по аналогии с аржаковским - Говорит Москва - читаю сегодня, в сообщениях инициативной группы РГГУ - вот такой плакатик (хорошо, не анонс): 21 мая 2015, к заутрене. "Будущее России". Центральная аудитория. Эксперты: ведущие. Борьба с цветными революциями. Даешь! - тут не разборчиво - карьеру или к барьеру?! Вот оно, "духовное питание", для современного студенчества. Помнится, в 2005-ом, газеты писали о Юрии Николаевиче Афанасьеве, за критику действий правительства: "пошел на самоподрыв"; а в РГГУ, в том же реакционном году, запубличился тов. Жириновский. Очень, надо сказать, своевременно. Накануне Мишлен презентовал нам свои шины, а Ким пел, что "мир без песен пресен". Я тогда думал, что нет для моей альма-матер большего гешефта. Оказалось, главный ералаш с орехами еще впереди и через десять лет, к нам приехали: Златоуст Залдостанов и "Светоч из священных слов" Стариков; а с ними в кованой коляске, на третьем колесе, приблудный "пес царев" Царев (гость от партии регионов).

Москва, которой нет! - но есть духовный скреп, Парад Победы и "размытое кладбище"... а еще: никонов-проханов-дугин и вся их богоспасаемая братия ветхозаветных "пророков босячества", ночных волков/бабочек, во главе с "планетарным злодеем" в твердокаменном мавзолее... и "плешивой", как выражался Пушкин, версией 2.0, в Кремле, у Спасских ворот. Ну, что ж - как обещал Мандельштам - попробуем "огромный, неуклюжий, скрипучий"?.. - но в мягком переплете - красочный альбом с фотографиями старой Москвы Николая Дмитриевича Виноградова. Не тоже самое, конечно, что живая Москва, но общее представление складывается. Т.е. лучше, чем ни-ча-во...
Вот тут подробности: http://planeta.ru/campaigns/16089

"Там в Австралии вашей, наверно, жара

и лафа – не опишешь пером,

а в Москве стало хуже, чем было вчера,

правда, лучше, чем в тридцать седьмом".

Булат Окуджава

"В Сибири пальмы не растут..."

Всеволод Иванов

"Скоро Россия будет труп.

Убирайся на Запад, кто не глуп".

Василий Филиппов, май 1985 г.

***

Проблема доверия в России уходит корнями глубоко в исторические пласты XX в. Кризис его традиционно объясняется «темным прошлым», слабым правосознанием, отсутствием общественного договора (например, относительно репрессий и «пирровой победы») и сохранением в постсоветском обществе вполне советских автоматизмов сознания: «габитуса доверия» [1] и «ментальности» [2].  

Каплан Михаил Ильич.

Родился в 1903г. Черниговская область, Сосницкий р-н., пос. Чернотичи;

Еврей. Образование Высшее. Член ВКП(б). Плановик финансового отдела,

Главгормаш, Наркомат тяжелой промышленности СССР.

Проживал: Москва, ул.Б.Коммунистическая, д.24, кв.52.

Арестован 5 сентября 1937г. Расстрелян 9 декабря 1937г.

Обвинение: Участие в антисоветской троцкистской

террористической вредительской организации.

Оригинал: Chapter 7 - Freedom from Fear (continued)

На прошедшей неделе я говорил с вами о четвертой президентской свободе – свободе от страха – с особым акцентом на свободе от международного страха и тех вещах, которые, как мне кажется, необходимы, если бы мы захотели отделаться от него.

Сегодня я хочу говорить несколько иначе о четвертой свободе, с другой точки зрения – с локальной или внутригосударственной точки зрения – отличной от международной. Поскольку надо прямо признать, что страх имеет не только значительную и смертоносную силу в международных отношениях. Он также признан и действенным инструментов внутригосударственной политики. Фактически – мощнейшим обстоятельством, даже складывается представление, что эмоция страха – это самая сильная из всех эмоций в сфере политики.

«Мой город – склеп.

Моя страна – могила.

И сохранить его –                                                              

               Я был не в силах;                                                                                 

И уберечь её – Я не сумел». 

*** 

Возвращаться не легче, чем уезжать – это сложное чувство Андрей испытывал уже вторые сутки и, кажется, только в настоящую минуту начинал понимать, сколь будет труден выбранный им путь. Собираясь в обратную дорогу, он представлял это делом нехитрым – студенты легки на подъем, лететь только долго – но вот, десять часов в полете, одиннадцать на земле, и любимый аэропорт Инчеон замаячил вдали, под крылом, маленькой расплывшейся от скорости и ветра, светло зеленой каплей.

Тоже БЕН, настоящий преемник первого всенародно-избранного президента, как было написано на одном из портретов в очереди к Сахаровскому центру: «Небесный президент России», как назвал его Лев Рубинштейн – «Моцарт российской политики»...

*** 

Возросший интерес к Тангейзеру и театральному репертуару вообще – не удивляет, только это не что-то вопиющее и исключительное. Это закономерность, покушение на еще одну свободу – свободу самовыражения. Днями ранее произошло другое удавшееся покушение – у нас было отнято право на избрание своего представителя. Фундаментальное право. Одно из тех, что лежат в основании пирамиды наших гражданских прав и свобод, гарантированных Конституцией – основным законом («неведомой землей», которую мы никак не обживем).

Оригинал: Chapter 6 - Freedom from Fear

Когда Президент выделил свободу от страха, как одну из четырех свобод, за которую сражаются Союзники, он без сомнения имел в виду свободу от международной преступности, тень которой нависала над миром в течение многих лет еще до того, как вспыхнула война.

Как нам завоевать свободу от страха такого рода?

Вчера, четвертого апреля [по новому стилю] родился Чижевский, но не биофизик и естествоиспытатель, не тот, который "Земля в объятьях солнца", а славист, политэмигрант и экуменист Дмитрий Иванович Чижевский. Родился в 1894 году, в украинском городке Александрия, Херсонской губернии, в дворянской семье. Просветитель и социал-демократ, депутат государственной думы 1906-ого года, руководитель парламентского клуба-фракции Партии украинцев (как сказали бы сегодня Патриот Украины), был, разумеется, за сильную парламентскую власть Центральной рады и против гетмана Скоропадского (учебники вспоминают это, как конфликт, звонко: Директория против Диктатуры). Как меньшевик, Чижевский, арестовывался при всех режимах. В 1921 году, после шести месяцев в харьковском ЧК, он нелегально переходит польскую границу и направляется в Хайдельберг. Образование и научные интересы Дмитрия Ивановича вполне отвечают славе этого великого-средневекового центра науки в низовьях Рейна у реки Неккар.

***

Последнее поколение «рожденное в СССР» (Детей Перестройки, Тинейджеров 90-х) называют «самым везучим» (Смотров, 2013), «не поротым» и спорить с этим трудно: свобода, цифровая революция, отсутствие страхов и дефицита. Не советское давно, но и не «консолидировано-авторитарное» – казалось бы – светлое время, и всё-таки положительные стороны повседневной реальности постепенно распадаются на общем фоне постоянного и всеохватного кризиса: социальных и политических институтов, образования, доверия, идентификации… и поколение объявляется сорванным, "потерянным",  "безнадежным". 

Конец сентября, 1920 год. Россия. Петроград. Друг – «Буревестник революции».

В памяти – 1914 год и «громадная монархия». Перед глазами – абсолютный крах государственности. «Живущее как всегда» крестьянство. Нищий и голодный город. Тотальная разруха. Дисциплинированная партия. Многочисленные, но (!) «обоснованные» расстрелы. Неопытное, но (!) единственно возможное правительство. Единственная идея. Единственный магазин. Переполненные дровами трамваи. Разбитые улицы. Напряженная борьба. Пайковая система. Отсутствие лекарств. Отсутствие одежды. Мародерство. Бегущее из города население. Трупы на улицах. Разложение общества. Загибающиеся наука и искусство. Особое положение театра. Вина Запада. Слабость временного правительства. Перегибы монархии. Классовая ненависть – сегодня бы сказали стратоцид – а на этом фоне:

Шаляпин, выступающий за продукты питания. Почетный доктор Оксфордского и Кембриджского университетов, дирижер Глазунов, не имеющий нотной бумаги. Нобелевский лауреат Павлов, не имеющий аппаратуры. Президент Академии наук, геолог Карпинский, не имеющий писчей бумаги. 

Свобода от нужды.

Оригинал: Chapter 5 - Freedom from Want

Моя тема сегодня, третья из четырех свобод Президента Рузвельта – свобода от нужды.

Здесь мы имеем одну из сложнейших проблем человеческих. По мере погружения в нее мы находимся под давлением двух факторов, каждый из которых влиятелен, каждый из которых действует в оппозиции к другому. Возможно, в результате мы придем, используя эти противодействующие силы, к установлению твердой структуры.

В домашний очаг – в свой закрытый мирок,

Уютный покой человека,

Приходит хвостатый, ушастый зверек,

Котенок, Щенок, клубок меха.

Приходит развеять туманную мглу,

Застойную скуку и серость.

Свобода вероисповедания.

Оригинал: Chapter 4 - Freedom of Worship

Вторая свобода президента Рузвельта – свобода вероисповедания. Что она означает? Понимаем ли мы ее по-настоящему? По-настоящему ли мы верим в неё?

Я помню, имел однажды прелюбопытный разговор у «задней двери» с одним горячо верующим, который требовал от меня объяснений – тогда я был Генеральным прокурором штата Виктория – почему Правительство не запретило Евхаристическую процессию? На мой встречный скромный вопрос «почему», он открылся мне. «Мои предки», сказал он, «боролись за свободу вероисповедания и эта малая группка людей, идущих шествием, оскорбление для каждого Протестанта» [1].

Свобода слова и выражения (продолжение).

Оригинал: Chapter 3 - Freedom of Speech and Expression (continued)

На прошлой неделе, когда я говорил с вами о первой из четырех свобод Президента Рузвельта  - свободе слова, я намеревался посветить эту неделю второй свободе – свободе вероисповедания. Но программа, я думаю, должна быть изменена, поскольку запись прошедшей недели, когда темой была важность свободной критики для демократической цивилизации, была интерпретирована в некоторых кругах как особый призыв к какому-то особому виду свободы для Прессы.

Здесь есть что сказать, относительно взгляда на демократию, как вечный и вполне реальный конфликт между свободой для всех и привилегий для некоторых. Позвольте мне уделить наш сегодняшний вечер объяснению того, что я понимаю под этим.

Свобода слова и выражения.

Оригинал: Chapter 2 - Freedom of Speech and Expression

Выступая в прошлом году, Президент Рузвельт, в дискуссии о ставках на кону в этой войне, использовал выражение «Четыре Свободы», которое теперь у всех на устах. Четыре Свободы, на которые он сослался, это: свобода слова и выражения, свобода вероисповедания, свобода от нужды, свобода от страха.   

Одно только упоминание о них, уже встречает живой интерес слушателей. Каждый из нас сразу скажет: «О да, я верю в эти свободы». Президент прав. То, что президент прав у меня нет сомнений; но то, что мы либо полностью поняли, либо поверили в эти свободы, вызывает немало вопросов. 

/К 70-летию Победы и к 15-летию "тихой реабилитации" Сталина/,

(по мотивам Эдгара Аллана По). 

До седин ей снился страшный детский сон:

ее отец стоит один над колодцем, на помосте:

на нем лица нет и дна не видно. Она кричит – Отец, Отец. Папа-Папа!

Он жестом показывает ей – не подходи ко мне дочка, прощай родная…

Школа эта существует... рядом с городской префектурой, а теперь еще и с прокуратурой. Если верить заявленному – она уникальна. Тогда же, когда учился в ней я, в годы 1994 – 1998, она была по истине, вокально-уникальна: акустическая тишина, камерная атмосфера, автономия одной парты. Я чувствовал себя как гусеница-шелкопряд в коконе и готовился раскрыться с лучшей стороны. Уникальность, казавшаяся мне естественной, перешла в нашу школу по наследству. От музыкального училища Ипполитова-Иванова (как я тогда еще не знал и потому разделял Михал Михалыча на две личности) – осталось здание и его старый Пенат. Домовой и директор, хранитель древностей и учитель музыки, дирижер и баянист, пианист и военный связист, автор школьного гимна. Стройный и звонкий, как струна, чем-то похожий на Пастернака. С хорошей осанкой и с чувством юмора. С покрасневшими от кровяных сосудиков, как у деда мороза, щеками. С черными, цыганскими бровями и серебристо-снежными, зачесанными на затылок, волнистыми волосами... 

Место действия:

Брисбен. Улица Волтури.

У Свято-Николаевского собора,

после книжной ярмарки... 

Молодая пара только что приобрела

для семейного пользования русские книги,

собрание сочинений Эмиля Золя в шести томах.

На выходе из ворот я подслушал их разговор:

***

После 32-х часового полудрема в подвешенном состоянии – мягкая посадка наудачу в первое стоящее такси. Только на расстоянии полуметра от земли мерная тряска пробуждает ощущение координатных перемен.

Видишь?! Всего-навсего 12 часов земного и 20 – небесного существования способны перевернуть с ног на голову основы самой сути самоуверенного мира: воззрение, понимание и ощущение 23-х летней выдержки.

Навстречу, шагая с левой, спешат по правой пешеходы. Зима в разгаре, раз льют холодные июльские... Ветра и воды демисезонного Океана гонят седую волну к солнцу, к лету, к декабрю. 

На двадцать первом километре МКАДа:

Усталость

         Сорная трава

                     Земля поката    

          А когда-то:

Сегодня, пожалуй, один из важнейших дней в моей жизни, мне предстоит встреча с Иваном Алексеевичем Буниным, именно с этой целью я впервые в Париже. О, Париж – город консервативных либералов и кокетливых циников, парфюмеров и цветочниц, «Статуи Свободы» и «Пьедестала Революции». Европейский «Город Солнца» и «Сердце» русской эмиграции.

О, Париж!…

Считаю, что Марк Гальперин (как маркетолог) войдет в историю российского маркетинга. Маркетинг без свободы не существует, а Гальперин защищает свободу, следовательно, исполняет свой профессиональный долг. А Владимир Ионов - книготорговец - это отдельная привилегированная каста свободных людей, в самой читающей стране грешно обижать старого книготорговца. "А по центру, на фото, - Алла Фролова, - как сообщают мне мои корреспонденты, - ей листовки с угрозами клали в почтовый ящик"...