Написав текст выше я отправился спать, и на следующий день, так как не терплю не дать тексту подышать хотя бы ночь, я снова начал над этим думать. И я кажется что-то понял.
Ошибки совершает каждый, в движении, в словах в манерах. Те самые ошибки которые потом кажуться самому себе омерзительными и бессмысленными. Их вымораживаешь из собственной памяти с чувством отвращения надеясь, что они больше никогда не всплывут и не напомнят тебе о себе. Не важно какая мелочь, важно насколько грубая ошибка. Но персонажи каффки не реффликсируют. Более того, совершая свои ошибки, они совершают их полностью, полноценно, уверенно и порой даже красиво. За тем, как уверенно смотрится главный герой, потом расстраиваясь из-за очередной предсказуемой неудачи сложно смотреть. Глзаза режет от этого яркого света движущейся вперед непоправимости. И лишь в самом конце книги, чтобы переоценить свое мнение, герой встречает студента медика, который советует ему изменить свою позицию. И герой прислушивается. Опять же паразительное доверие, хотя отчасти понятное. В конечном счете еще никто не давал ему столь явных и прямых советов, в столь сильно зависящих лишь от него одного решений. Все советы до этого превращались в указания участников действий.
Но все это не было бы противоречиво, если бы герои книги были бы сплошь идиотами, как не выглядит противоречиво, к примеру, начальники в отеле, в котором работал герой. Они очевидно заносчивы и неприятны. очевидно и не намерены много думать над происходящем, даром что не матеряться, хотя руки и распускают. Но все без исключения герои книги выразительны. Выроазительны в манерах, речах, и главное, стремясь донести свою мысль они многословно выражаются и их слушают. Происходит тот самый процесс сверхкомуникации, в котором люди понимают друг друга, если нуждаются в этом и пытаются это совершить. Противоречие героев Кафки лично для меня в том, что их язык вырожения столь мощный, столь эфективно выворачивающий их для читателя, раскрывающий их отпечаток сиюминутного сознания как четкую фотографию, несоответсвует им самим. Ну не может, блин, железнодорожный рабочий повернуться к тебе и вырозить свое возрение о Гегелевском взгляде на историю философии. Нет, ну может конечно, но не каждый же.
Персонажи кафки столь вырозительны, что ошибки в их действиях порой даже не ощущаются, их невозможно признать, различить. Ну то есть можно, но потом как-то не вспоминается. И начинает казаться, что все само собой, что мир вот такой, что кафкофеанство и обреченность. Но пордон, рассказ то по сюжету такой:
Малый дебил, лет шеснадцати, спит с домработницей, та залетает. Его выгоняют с позором из дому. Он прибывает в америку, собственноручно херит сначала зонт, потом чемодан. Знакомиться с работником машинного отделения корабля, и лезит как одержимый наводить справедливость к капитану этого корабля. Там натыкается на своего дядю милионера сенатора. Дальше, дядя милионер селит его у себя, холит и лелеит, а потом, по исключительно внутренним непредсказуемым принципам, посылает своего племянничка на все четыре строны. Да, забыл что до этого, малый наш успевает получить пинка от девушке, с которой почему-то решил будучи у нее в гостях в первый раз (сам напрасился) проявить свой характер. Далее он идет в ближайшуюю начлежку и там, наткнувшись на двух первых попавшихся очевидных быдляков решает заделаться их товарищем. Выдает им свой дорогущий костюм, чтоб те его продали и те очвидно напаривают его на деньги, а он считает что-то вроде: "что с них взять...". Ну и так далее. Вплодь до того, что он умудряется без явных причин бегать от полиции, снова доверять тем же негодяям (и это после того как из-за них и теряет рабту), и в конечном счете прити к выводу, что больше никого у него та и нет (слушая незнакомца на соседнем балконе).
Интелектуально развитым этого супостата не назовешь. Но при этом язык и манеры его столь хороши, что глупым его назвать совсем не хочется. Странное пространство Кафкеной истории создает совсем иной образ ошибки. На мой взгляд речь здесь идет именно о ней, об этой ошибки. Да, литературный персонаж глуп или умен по воле автора. И да, столь утопических идиотов мы редко встречаем вj литературе. Но как насчет жизни? Не мы ли есть эти идиоты с подвешеным языком. Литературный персонаж, совершая выразительную, описываемою автором глупость, очевиден и не защищен перед читателем. Он в самой полной из существующих описательных форм, литературной, совершает на наших глазах глупость. Мы смотрим как она совершается, прочитываем вперед о ее последствиях и кочаем умными головами: "какой кретин, айайай.". Но я тоже кретин. Ох сколько раз за жизнь я кретин. Лично я. И сколько раз мои ошибки несли за собой последствия. И не важно сколь качественно подвешен мой язык. Мы не читаем книгу про себя. Мы существуем в мире, исполненным нашими же домыслами и необдуманностями. И пространство перед нами - это не текст который мы могли бы прочитать и заранее осознать степень фатальности нашего идиотизма. Увы. И пространство за нами, это не текст который мы или кто либо смог бы перечитать, и осознать во всех крассках нашу ошибочность. У нас при встречи с другими есть только наши слова. В каком-то смысле мы до омерзительности персонажи каффки, даже если нас не хочется называть идиотами, потому что мы можем умно поддержать беседу. И эта неминуемость, непрерывность последствий ошибки, сводит нас к той жизни, которая нас окружает. Хотя, не так и плохо, в моем случае.
Но все же быть таким дебилом как Карл? впрочем мне тоже было шеснадцать.
Все-таки нет, прошу прощения у всех кому было и есть шеснадцать.
Я бы еще многое наверное мог об этом сказать, но уже второй пост. Так все-таки посты не делаются, так что скажу лишь, что только сегодня узнал о том, что рукопись дописана не была, и что конец ее - это вовсе не конец, хотя он кажется чуть ли не лучшим что есть в книги, лучшим как завершение. Но не мне указывать Кафке. Эта сволочь и с завершением сделала бы что-нибудь от чего меня дрожь бы пробила. И это было бы правильно.