1
Это я: приблизив окуляр
к микромиру жгутиков и трещин,
школьные уроки прогулял
ради дня, что не был мне обещан.
1
Это я: приблизив окуляр
к микромиру жгутиков и трещин,
школьные уроки прогулял
ради дня, что не был мне обещан.
1
Все мы рождаемся из одного и умираем в другое.
Посередине лежит естество, темное, как Бологое.
Эта, по сути, бескрайняя плоть мало изучена нами,
но языком продолжает молоть и награждать именами
новые виды безумных затей, очередных заблуждений
там, где земля не болит у людей в качестве отнятой тени.
Там человек постоит пять минут на берегу ойкумены
и продолжает бессмысленно гнуть линию автозамены.
1
Вчера был очень сильный ветер.
Дождавшись скорости предельной,
я крутанул какой-то вентиль
в его котельной
и ветер стих.
И вот вам стих.
1
Ты лежала между новых
досок струганных сосновых,
составляло твой досуг
нахожденье между ними.
И твое земное имя
было сложено из рук.
Все пришедшие считали
подошедшие детали
цельным образом твоим,
не учитывая дали,
не задумываясь, та ли
ты навек досталась им?
1
Я иду по улице Цюрупы.
Все, кто понимает нас – глупы.
Потому под собственные трупы,
поддеваем новые гробы.
Чем теплее эта безрукавка,
тем одежда верхняя смелей.
Человек, засиженный, как лавка
знатных мне навешает люлей.
1
Степь упилась до состоянья риз
водою, перевернутою вниз.
Лежит и пьяно тянется туда,
откуда надвигается вода.
Не может встать, но и не хочет лечь:
ей нравится от неба проистечь,
обратно направлению литья
при помощи звериного чутья.
Из капель вырывается ковыль,
как из перевозящих лошадей
прицепов, и запитывает пыль
на дикие размеры площадей.
Уже и дождь окончился, а степь
все всадником бредет без головы,
включенная в таинственную цепь
событий становления травы.
1
Вселенная закатывалась в дом
неточным преломленным светом.
А я лежал и двигался с трудом,
И сокрушался несколько обо этом.
Лягушки листьев плавали в пруду,
оторванном от водного потока,
подобно потемневшему листу.
И только.
1
Есть темноты сухая жесть.
И ночи иночество есть.
И в необычном сочетанье
Висят на небе гвоздь и звездь.
Но, если ты хотела тайны,
То здесь об этом не прочесть.
1
Когда-нибудь я выйду из людей,
как из фашисткой партии. Сожгу
свой партбилет на розовом снегу
и побреду вдоль частного забора
к мостовой арке.
Река, как покосившийся забор,
все более заваливаясь в поле
даст прикурить плохой вестибулярке,
но я продолжу этот разговор.
Есть время, которое - в ходе минут -
все время чего-то меняет.
То старость меняет - на собственный труд.
То души к обмену склоняет.
Есть время, которое знает.
Она знала, что он абсолютно слеп.
Но и что-нибудь о провидцах.
Его зрение – сырой хлеб.
Он смачивает его в глазницах.
И видит: вот сейчас та -
смуглая и прозрачная одновременно -
подарит ему два месяца счастья:
И он покупал его у военных.
Он покупал на базаре
для нее сложенные в стопки брюки:
они брались за раструбы, как за руки,
и являлись глазами.
1
В мертвецкой - свет! А дальше - как хотите.
Веревочного свиста волокно
распущено на солнечные нити,
в сечение которых – пусто и темно.
В мертвецкой - свет! А дальше - как хотите.
Свет неподвижный может быть слепым.
Но и тогда его вы не простите,
поскольку он не вынесет живым
вас с поля боя. Только на подводе,
где костяные стебли подрезать
придется чаще, по цветочной моде,
чтоб сохранялась свежей бирюза.
2
Есть цветы весенние, осенние.
Есть красивые.
Депрессивные.
Растут они из камня Симонова,
названного Петром.
Отличаются зеленовато-синим
цветом и осыпающимся ядром.
Планета, в которой носят людей,
пакет - благодаря им.
Скрепив своими первобытными страхами
почву, они стали тем раем,
той новорожденною рубахою.
И то, что ранее смывалось ливнями,
стало еще депрессивнее.
стало держатья прахом
1
В спортивном зале комната охраны
одна нагрета, в остальном пространстве -
прозрачный холод. Юрию Журавченко
зубная боль дает незримый образ:
когда вставная челюсть - как стремянка
и хочется взобраться без поддержки
и дотянуться… до чего – неясно.
Но этот образ не дает покоя.
Он по зубам своим, как по ступеням,
проводит языком и все боится,
что потеряют равновесие присоски
и слово упадет и разобьется.
1
Тихо в комнате. Собака,
люди, ужасы, часы,
измеряющие время,
точно гоночные псы.
На березовом паркете
незаметно, как следы,
высыхает долголетье
с гулом кухонной плиты.
1
Совсем обнажилась от крови
душа и лежит на столе,
одежд не имеющей, кроме
стыда находиться в тепле.
Сжимающей, как афедроном,
мерцающим взглядом круги
вокруг предпоследнего схрона –
телесной своей шелухи.
1
Животное стадное, с тайной
возможностью сделаться стайным,
в своем одиночестве не
совсем одиноко и ставит
как банки, нагрев на исподнем огне,
глаза у тебя на спине.
Ты видишь шестую когорту
тебя обходящую с флангов, зрачок
с крестом – не без помощи шуруповерта –
сорвавший нарезку, проникший в аорту
и линзой собравший кровавый пучок.
1
Человек проходит как бродяга
то, что не проходят в средней школе.
Так сильна беспочвенная тяга
оседанья в нем аэрозоля.
В нем преобладает резкий климат
над седой равниной моногамий.
Он идет и мнет собой суглинок
в нечто рукотворное – ногами.
ПАТРИАРХ
Поморгал, как ногами потопал,
отряхнув их от снега и слез.
И глядит, как волна до потопа,
когда очи исполнены были колес,
Его нежности белая цапля
как поджавшая ногу души
на терпении держит всю каплю
естества и от страха дрожит.
И чего старику еще надо?
Там где выломано ребро
в ограждении Райского сада
через Еву выносят добро.
1
Человек весьма раним.
Потому-то и храним
от своих же закидонов
в тоскованиях по ним.
Псалмопевцы и цари
и Склодовская-Кюри
побиваемы камнями
угрызений изнутри.
КАНУН
Что-то в нем щелкнуло и обмерло.
Врали, что кровь на вкус, как мерло.
Кровь как винная длинная шерсть
дыбом становится, электризуясь,
и визуально смахивает на жест
раздраженной маленькой капризули:
но это и есть тот разъяренный вепрь,
тот дикий давидопсаломный скимен,
который набрасывается из самых глубинных вер
и только и ждет, что его мы скинем.
1
Ничего не видать из нашей
местночтимой судьбы:
за тарелкой овсяной каши -
Геркулесовые столбы.
Неужели так трудно вместе
встретить старость на склоне лет?
И за что мне опять в подъезде
отключили горячий свет?
1
Продляю жизнь еще на сутки.
Я при смерти, как при монастыре,
живу ее ослушником, и в будке
охранника лежу, как в кобуре.
Горит трехрублевая свечка
и острый качается свет
как признак случайной утечки
из вечности - нескольких лет
твоей удивительной жизни.
На свет к поврежденной трубе
ползут синеглазые слизни
и гибнут на слабом огне.
1
Облепиха не опадает.
Вжавшись, прильнув
к самой ветке, смертью пережидая
метеорный поток или птичий клюв,
превращается медленно в меч джедая.