***
Выцеди душу, дай отстояться
(первую сотню попыток сожги).
Выноси дочь — комбинацию
слов. Переживи этот день. Перепиши стихи.
Люби их больше, чем дом и сад.
Больше, чем родину и другие святыни.
Ты волшебник, ты маг, ты проводишь обряд.
Обнаружь себя заново в мире. В самой его середине.
***
Дети-экспаты
не помнят снег,
дети-экспаты
легко забывают
топонимику первого города,
родственников,
друзей,
всех.
Им знаком курс обмена,
терять, обретая.
Дети-экспаты думают на несуществующем языке,
предложениями, что не свойственны
ни своим, ни чужим.
Дети-экспаты не говорят: "мир извне",
дети-экспаты знают, что мир един.
Дети глобализации знают, что день придет:
все обязательно станут такими, как мы.
Поймут, что родная страна — это случайный сквот,
что все они дети
Земли.
***
В укромном подвале
накурено
(вопреки закону),
мы пьем медовуху
и читаем Есенина
дружески-томным
голосом
выделяя строчку
про русский кабак.
Туманит рассудок солод,
и я так смертельно молод.
Позже
омут Москвы омоет
войлок волос снегом.
Можешь считать сборник
стихов моим анамнезом.
***
Тяжело-похмельное утро:
измена молодости здоровью.
Память — бессмыслица обэриутов.
Больше не пью
сегодня
хотя бы.
(Не верь, не верь сам себе!)
На вечер назначен сбор винограда
игристого шардоне.
Придешь — не бери штопор.
Принеси саблю.
Будем сражаться.
До последней
капли.
***
Деревьев кривые пальцы,
обхватили солнечные пяльцы.
И от восхода до заката
меня теперь обнимает Геката.
Мы гуляем с ней по лесам
(обычно у водоемов),
по узким лесным тропам,
что крестятся снова и снова.
Она мне скроила платье
белое, точно подснежник.
Значит, с меня уже хватит.
Первоцветам пора под землю,
назад, в ее мягкое лоно,
к материнским ее объятиям.
Последний танец с сестрой Аполлона
мы танцуем при вечной "Лунной сонате".
э[пи]де[р]м[ис]
Выпущу их из рук —
по твоей коже посыплются
красно-зеленые наливные яблоки синяков.
(вязкий, медовый вздох)
Райские, дивные яблоки!
Это тело — мой сад.
Я его сторож,
я вертоградарь, и я же — вор.
(сахарно-сладкий стон)
Нет запретных плодов
для того, кто сам их взрастил.
Дорогая,прости но твой бог
жесток и хочет войны.
***
И ты говорила, что не больна,
называя влюбленность нормой,
и ты говорила, что не одна,
пока я становилась формой
твоих картин. Их сутью и смыслом,
их неизбежной драмой.
Потом я стала — твой ритм,
потом — перекрестком рифм.
И, наконец, — амальгамой.
В отражении собственных глаз
поймав отраженье самой себя,
я поняла — больна.
Но она или я?
***
Дымчатая луна.
Я в мире цветов и ив.
Ты ли, моя Шаганэ?
***
Дорогая, постой же.
Постой, взгляни на меня.
Перед тобою в платье
шифонного янтаря
инклюзом этого дня
стою я.
Прошу, навсегда запомни
эфемерный мой силуэт.
На груди носи медальоном
его по прошествии лет.
Намного, намного позже
наступит новая эра.
Какому-то коллекционеру
достанемся мы, наверное,
стихом или украшением, страницей
календаря.
Но сейчас...
Сейчас, дорогая,
сохрани меня для себя.
***
Лето настало и помогло забыться.
Числа и даты расплавились от жары.
Я переехал в рыбацкую хижину, что у мыса
и забыл про людей: до времени, до поры.
Ты можешь презреть время,
но оно тебя не забудет.
Здесь — пунктуальный паромщик
подобен календарю.
Паромщик тенью своего судна
движется от маяка — к алтарю.
Я занимался тем, что плел тебе ожерелье.
День изо дня искал ракушки и жемчуг в песке.
Остаток дня проводил без движенья,
прислонившись спиной к стене,
Надеясь врасти в нее, как моллюск.
Но та меня отвергала,
я выходил в шлюз
двери и повторял с начала.
Не зря "давай жить вместе у моря" —
абсолют признанья в любви.
Договор, подписываемый волною.
Подпись эта уйдет в пески.