Пример

Prev Next
.
.

Александр Марков

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Голубая эмаль и синие листья

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

О. Мандельштам приветствовал стихотворение Гумилева "На далекой звезде Венере" (1921), как оказалось, приветствуя прощально. В этом приветствии -- не только восхищение, но и продолжение разговора, начатого стихотворением "На бледно-голубой эмали...". Ключ к этому стихотворению -- посвящение месяца Апреля Венере, при распределении месяцев по планетам; Венере, сменяющей Марса (месяц Март) и находящейся в тени Сатурна. Средние века связывали aprilis c Афродитой, даже часто писали как aphrilis. Именно тема связи Афродиты и синевы ("Останься пеной, Афродита") мучила молодого Мандельштама, и разрешилась в этом стихотворении.

Сюжет стихотворения пересказывается так: в Апреле так ясно в небе, что видны даже тонкие ветки деревьев; именно в этот момент прозрачности взгляда мир становится искусственным (как во многих стихах Камня, начиная с "игрушечных волков"), а рисунок говорит уже не о жизни природы, которая невольно клонится в сторону смерти, а о способности искусства остановить смерть. Разыграна астрологическая апрельская ситуация: Венера выходит из-под власти Марса, смерти, и как раз требует меткого рисунка, точной прорисовки, способной преодолеть гнетущее влияние мыслей Сатурна. Но непонятно, на чем выполнен рисунок: на фарфоровой тарелке или на стекле? Или это просто кракелюры фарфоровой тарелки вызывают в памяти рисунок по стеклу (что было бы плоско без дополнительных пояснений)?

Алхимия отождествляла действие планеты Венеры с коагуляцией, застудневанием (отсюда эмаль, как раз результат застудневания стекловидной массы); то, что в современной химии считается образованием сетчатой структуры. Символом такой Венеры была роза, пример кристаллизации. Тогда как Сатурн отвечал за сублимацию, возгонку, иначе говоря, за творчество. Тогда сюжет оказывается совершенно ясен: коагуляция есть передача вещества под власть Венеры, "незаметно вечерели" -- переходили под власть Венеры как вечерней звезды. Коагуляция создает сетчатую структуру, и при этом является образцом точности, меткости (и тарелка, в которую бьют стрелой, и меткость стрел Амора -- ассоциации, поневоле приходящие на ум вопреки сюжету). Наконец, художник руководствуется сатурническим тяжелым вдохновением, и при этом оказывается избранником Венеры.

Для осмысления этого отношения между творческим помутнением и любовной меткостью важен "Роскошный часослов герцога Берийского", прекрасно известный культурным людям того поколения хотя бы по известной обложке журнала "Весы", куда попал Октябрь как месяц весов и Скорпиона. В изображениях месяцев Часослова календарная сетка буквально выводится на тверди, идет дугой над бытовыми сценами; а сцена Апреля -- сцена помолвки, предания невесты во власть Венеры. К сожалению, тому поколению не был известен другой великий календарь XV в.: фрески Франческо Коссы в палаццо Скифанойя, расшифрованные Аби Варбургом. В нем власть Венеры над Марсом (изображение Триумфа Венеры) дополняется образом Трех Граций -- в крайнем правом углу, будто подсматривающий Сатурн: образом сублимации (возгонки) желания в перегонном алхимическом кубе, от красоты огня через желание к удовольствию (как и трактовались три Грации в ренессансном неоплатонизме: красота, желание, удовольствие).

Из этой фрески вычитывается, что сублимация -- не главное в искусстве, по пространственному угловому расположению она принадлежит области тяжкого Сатурна, а не изящной Венеры.

Но неожиданно обращение Мандельштама не только к Ренессансу, но и к Каббале, где напротив друг друга на дереве Сфирот находятся две Сфироты: хокма (мудрость, мужчина) зиждется на звезде Нецах, отождествляемой с Венерой, а бина (понимание, женщина) -- на власти Сатурна, и эти Сфироты преодолевают тяготение своих звезд. При этом бина называется властью прозрачности, аскезы, воздержания, полной ясности понимания, что вполне может быть передано образом стеклянной тверди. Тогда как хокма -- это как раз начало художества, которое должно, согласно каббалистам, ограничиваться ясностью разумения. Переводя на язык Мандельштама, рисовать надо на стеклянной тверди. Такая усложненная каббалистическая картина, где есть Венера, Сатурн, бина и хокма одновременно, позволяет не сводить творчество к сублимации и точнее соотнести сублимацию и коагуляцию. Художник, исходящий из любви к Венере, может достичь сублимации (при этом видеть перед собой он будет не Венеру, а Сатурна!), но чтобы забыть о смерти, он должен преодолеть и тяготение Сатурна, найти умеренность и прозрачность в самих вещах. И тогда это будет уже не просто культ Венеры, но торжество Венеры и ее алхимической розы (известной хотя бы в варианте Тициана) как прозрачного кристалла, настоящая встреча с Венерой.

Поэтому внутренний сюжет стихотворение оказывается таков: художество -- это не свобода, "не прихоть полубога [то есть сублимированного существа]", а самоограничение, аскетический подвиг, гнет Сатурна, и только точная импровизация, игра через сетку, точность попаданий, заставляет забыть о смерти. Настоящее искусство -- коагуляция, а не сублимация. Чтобы выйти из под гнета Сатурна, нужно не "творчество" (оно и есть гнет Сатурна, "музыка от смерти не спасет"), но коагуляция, кристаллизация мыслей, образование точных "кристаллических нот" под знаком Венеры. В стихотворении прямо идет, как всегда, спор Мандельштама с символистским пониманием художника как свободного во вдохновении, но ограниченного в употреблении символов. Поэт в тени вдохновения, но свободен, как только достигает понимания вещей.

В стихотворении Гумилева, где солнце алхимической возгонки еще "пламенней и золотистей", где все согласные расплавились, структуры распались и остались только гласные, мы видим ту же алхимию: коагуляцию как вечно длящееся сплавление огня и воды ("ночью пламенеют, как лампады"), отождествление сублимации с благой смертью ("превращаются в пар воздушный", который к тому же оказывается золотым). Художник Гумилева уже осуществил забвение печальной смерти, так как на самой Венере сублимация-смерть -- только эпизод в постоянной золотой кристаллизации жизни.

Привязка к тегам Мандельштам