Пример

Prev Next
.
.

Александр Марков

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Как риторика работает над собой: ренессансный перевод и комментарий

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

Хотя многие произведения и росписи Антонио Пизанелло (ок. 1395--1455) утрачены, можно с большой долей уверенности говорить, что здесь описывается не какое-то произведение или группа произведений, а возможности Пизанелло как мастера живописи и пластики. Поэт Тито Веспасиано Строцци (1424--1505) в еще юношеском по нашим меркам (ок. 1450) стихотворении использует самый распространенный прием похвального слова: прославлять, сравнивая героя сразу с несколькими деятелями прошлого, показывая, что прославляемый превзошел каждого из славных героев в его роде деятельности. Такое прославление, которое кажется неубедительным нашему вкусу, тогда считалось особо торжественным, потому что представляло собой инобытие самой риторики -- уже в софистике, как предшественнице риторики, считалось, что софист должен уметь все, рассуждать на любую тему, владеть любым ремеслом, произносить речь в любой обстановке. Поэтому такое прославление -- это использование самого глубинного внутреннего свойства риторики для создания требуемого изображения, инобытие самих оснований риторики, которое и оказывается убедительнее всего для всех, кто вошел во вкус риторического слова.

Но особенность прославления в том, что прославляется не государственный деятель, не полководец и даже не философ, но живописец. Поэтому нужно прославить его за всё, чем были славны античные мастера: умение изображать людей, зверей, птиц и воды -- движение идет по нисходящей, от самых сложных для изображения предметов к более простым. Но дальше изображение рыб, земноводных, млекопитающих позволяет перейти от узкой перспективы к более широкому изображению ландшафтов. Тем самым, умение изображать подробности телосложения живых существ оказывается другой стороной умения изображать ландшафты, рельефность и освещенность которых только усиливает живость впечатлений. Живость изображенного и живость изображения оказываются опять объединены в едином выстраивании риторических последовательностей, подкупающем тех, у кого есть вкус к умению художника делать всё.

Как и положено, в стихотворении присутствует топос “приятного места”, с главной его составляющей -- источником, который делает придает всему свежесть. Но необычно, что рядом оказываются нимфа-охотница и нимфа-рыболов, что не отвечает топике приятного места, но зато отвечает другой топике -- начала истории, причем мифологического начала, когда люди перестали быть друзьями богов и сами стали добывать себе пищу. Такой резкий переход от природы к истории станет понятнее сразу, как начнется прославление Пизанелло-портретиста, добившегося великого портретного сходства медалей: поэту-ритору важно подчеркнуть, что сам переход к истории был аффектом самой природы, решившей добиться настоящего риторического воздействия на обычные события.

Далее Пизанелло прославляется как автор изображений охоты и портретов. Охота оказывается идеальным материалом для риторического упражнения -- можно изобразить напряжение не только преследуемых, но и преследователей: не только страх зайца или серны, но и гнев пса и обузданную ярость коня. Здесь вновь Строцци стремится к яркому раскрытию риторики прямо перед публикой: риторика, как способ вызвать аффекты, раскрывается здесь и в вызываемых, и в вызванных аффектах. Охота которая была главным сюжетом, служившим передаче аффективных отношений (охота на истину), здесь раскрывает и форму, и содержание аффекта уже в пределах описания.

Такая работа с аффектом позволяет не просто называть портретируемых людей божественными, но и сравнивать воздействие портрета с воздейстием иконы Божества. Важно не только то, что мы признаем божественный характер изображаемых лиц, но что изображение воздействует на нас столь сильно, что мы не можем не признать уже признанную их божественность. Здесь вкус к риторике становистся уже вкусом к подражанию самому Уму: философское понимание Зевса как божественного Ума, которому подражает вся природа, оборачивается представлением о том, что у всех портретируемых людей есть “божественный ум”, который и подражает природе, становясь единым образом божества. Тем самым, портрет получает оправдание уже не как воспроизведение аффектов, но как аффект самой человеческой природы, получающийся тогда, когда художник добросовестно подражает действиям природы. После этого и природа может обрести покой и на полотне художника, и в поэтическом описании.

 

Тито Веспасиано Строцци

К выдающемуся живописцу Пизанелло

Кто, Пизанелло, твои по заслугам и с честью прославит
Ум одаренный весьма, скорое рук ремесло.
Нет, не сравнится с тобой ни Зевксид, ни великий Апеллес
ни в написаньи людей, ни в начертаньи зверей.
Птицы твои как живые, и реки стремятся журчливо
с темной морскою водой сладкую воду смешать.
Кажется вижу поток и напевы прозрачные слышу,
если чешуйный народ переполняет лазурь.
Вижу: средь ила глухого расквакалась важная жаба,
рвутся в поля кабаны, ходят медведи в горах.
Вижу: истоки воды обрамляются свежей травою,
зелень заставив расти средь ароматов цветов.
Вижу: в тенистых лесах блуждают прекрасные нимфы,
сеть на плечах у одной, стрелы в руке у другой.
Смотрим и в части другой из кустов вырываются серны,
дикие пасти раскрыв, лают вдогонку им псы.
Быстрый умбриец зависнул зубами над зайцем несчастным,
Конь, разъярясь и сердясь, злую уздечку грызет.
Не удивимся ли мы движеньям мужей и священным
обликам тех, на земле нету кого уж давно.
Кто не падет от восторга пред писаным ликом Зевеса,
истину в нем божества в красках сперва рассудив.
Всё, что ни сделаешь ты, ты по праву с могучей природой
сделаешь равным мужей славных божественный ум.
Но не одна только живопись ставит тебя знаменитым,
доблесть в тебе не одна званий преславных твоих.
Ты победил Поликлета и Ментора в их упражненьях,
Пал пред тобою Лисипп, Фидий забросил труды.
Имя твое посему так известно всецелому свету,
слава, блистая, поет верно тебе похвалу.
Ты же блаженствуй, да Лахесис чтит твои долгие годы,
Лишь Каллиопу прошу нашу любить не забудь.

 

TitoVespasianoStrozzi

AdPisanum pictorem praestantissimum.

Quis Pisane tuum merito celebrabit honore
Ingenuim praestans, artificesque manus?
Nam neque par Zeuxis, nec par tibi magnus Apelles,
Sive velis hominem pingere, sive feram.
Quid volucres vivas, aut quid labentia narrem
Fluminam cumque suis aequora littoribus?
Illic et videor fluctus audire sonantis,
Turbaque caeruleam squammea findit aquam.
Garrula limoso sub gurgite rana coaxat,
Valle sues, ursos monte latere facis.
Tum liquidos molli circundas margine fontes,
Mixtaque odoratis floribus herba viret.
Umbrosis nymphas silvis errare videmus,
Haec humero casses, altera tela gerit.
Parte alia capreas lustris exire videntur,
Et fera latrantes ora movere canes.
Illic exitio leporis celer imminet umber,
Hic fremit insultans, frenaque mandit equus.
Quis non miretur gestuque et sancta virorum
corpora, quae penitus vivere nemo neget?
Quisve Iovis faciem pictam non pronus adoret,
Effigiem veri numinis esse ratus?
Denique quicquid agis, naturae iura potentis
Equas divini viribus ingenii.
Illustris nec te tantum pictura decorat,
Nec titulos virtus haec dedit una tibi,
Sed Policleteas artes ac Mentora vincis,
Cedit Lisippus, Phidiacusque labor.
Haec propter toto partum tibi nomen in orbe,
Et meritas laudes candida fama canit.
Sis felix! longum Lachesis te servit in evum,
Et nostrum, si qua est, dilige Calliopem!