Пример

Prev Next
.
.

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Путаница

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

Читал дочке Чуковского. Сказку «Путаница». Вещь вдруг показалась словно композиционно выстроенной свыше, без участия автора.

Я перекрестился, но продолжило казаться.

Когда дочь засунула, я попробовал поискать причины гармонической слаженности «Путаницы». Вдохновляясь Юнгом, я начал в сказке поиски архетипов сознания и запретов.

Итак:

«Замяукали котята:

«Надоело нам мяукать!

Мы хотим, как поросята, -

Хрюкать!»

Осознание мира и себя в нем в детстве происходит модулями. Словно сваи, появляются эти модули из воды просыпающегося сознания, - то тут, то там, - и еще не ясно, что эти сваи будут нести на себе, и еще не ясно, на какой почве под водой они стоят, сколько прочно они стоят, сколько долговечно. Но в детстве ничего иного нет, кроме этих свай, вдруг возникающих знаками  над гладью стылых вод жизни. 

С помощью первых модулей начинается первое осознание себя. Обозначение. Кто же я? 

Лакан говорил, что мы живем не в реальности, а в зеркальном мире обозначающих. Человек с детства входит в мир символов (из Воображения в Символ), который в обществе воплощают социальные конструкции -  гендерные роли, ритуалы, родство, традиции, язык... 

Нужно соответствовать этим ролям, то есть, например, котятам – мяукать. 

Но личность, по Лакану, не незыблемая фиксированная социальная данность, а конструкт в работе. Лакан определяет личность как художественную прозу, фикцию, изобретение ума (fiction). 

То есть, котенок, который проактивно изобретает, находит себя, а не просто следует социальным ролям, - может вдруг начать и «хрюкать». 

В раннем детстве у нас очень сильная потребность определить свое «Я», обозначить себя. Мы используем для этого в начале готовые модули, которое предоставляет нам общество (и государство сильно на этот процесс влияет). 

Когда я называю свою дочку, например, «клубничка», она строго меня поправляет: «Я не клубничка, я - (далее имя)». Мы с младенчества боимся потерять себя. 

Но вернемся к Чуковскому. 

Котята в сказке не испугались социума и захотели отринуть лже-определения своего «Я», которое, как им показалось, социум предлагал неверно, и заявили: «Надоело нам мяукать!» 

То есть, котята не испугались нарушить социальное табу, не побоялись перестать соответствовать своему отражению (знаку) в сознании других в обществе. 

Кто же эти "котята", вслед за которыми и другие животные расшалились и отказались играть положенные им социальные роли? 

Как известно, крепко придерживаются предписанной им социальной функции и ролей в обществе наиболее консервативные его слои:  

- Огромная масса наименее образованных, с наименьшим уровнем культуры людей  (эдакая гремящая деревянными башмаками Вандея);  

- Огромная масса не реализовавшихся, не талантливых людей (даже пусть с образованием), проживающих пустые жизни и счастливых найти себя в роли столпов родного общества, ибо опция поддерживать текущее устройство общества (в большой степени Левиафана государства ) доступна всякому, и тут ум есть лишь nice to have, как написали бы в объявлении о найме: «плюсом будет наличие ума».  

Консервативная часть общества в реальности, строит свою самоидентификацию в терминах: «Я – это не…» Далее следует перечисление всего того, чем консервативное лицо не желает быть.  

Если вы спросите у консервативного лица, а кем же оно является в терминах: «Я – это…» - оно, это консервативное лицо, забросает вас утвердительными заявлениями, но все они будут сводиться к определению: «Я часть некой близкой мне по духу массы…»  

Но никогда от консервативного лица вы не дождетесь описания себя в терминах: «Я это я, потому что только я умею, знаю, могу…», и вы не дождетесь от консервативного лица хоть на микрон отличия от пусть позитивной в его представлении, но массы.   

Тогда, выходит, «котята» у Чуковского - это талантливые и наиболее образованные люди в обществе, стремящиеся избавиться от пут социальных конвенций, желающих реализовать «себя» не так, как диктует им общество, но так, как котята сами то видят подходящим.  

«Котята» всегда определят вам себя как «Я это «Я», потому что только я могу, хочу, знаю, умею…» Не мяукать, а, к примеру «хрюкать».   

"Котенок" Пушкин, к примеру, долго не желал мяукать (в конце жизни стал, но получалось плохо). В молодости он писал Вяземскому: «Он (граф Воронцов) видит меня чиновником, а я, признаться, думаю о себе что-то совсем другое».  

Не хотел мяукать Герцен, не хотели мяукать Белинский и Салтыков, Толстой, Сперанский (молодой), Кропоткин...  

Далее у Чуковского мы видим, как стандартно развиваются события, когда появляется некая критическая масса "хрюкающих" котят.  

Вслед за котятами, желание «праздника непослушания» появляется и у всех зверюшек, основная масса которых, однако, в отличие от котиков, неталантлива и неумна, - Вандея.  Но, коли пошла такая пьянка, появляется много “me too”:  

«Воробышек прискакал

И коровой замычал:

«Му-у!»

Прибежал медведь

И давай реветь:

«Ку-ка-ре-ку!»

И кукушка на суку:"

Не хочу кричать куку,

Я собакою залаю:

Гав, гав, гав!»  

Начинается бардак.  

Как зло комментировал в «Бесах» Достоевский: «Каждая сволочь всплыла». В варианте у Чуковского звучит несколько мягче: «Свинки замяукали, уточки заквакали, курочки закрякали».  

Далее в тексте есть примечательные слова: 

«Мышки кошку изловили,

В мышеловку посадили» 

Уж не того ли котенка они изловили, который все веселье начал? По крайней мере, в истории часто получается именно так.    

Или вот, Победоносцев, например. Вроде, гнусный тип был, холодный, с «совиными крылами», морозящий всякую оригинальную мысль… Но ведь, когда медведи кукарекают – и вправду, нехорошо.  

«Только заинька

Был паинька:

Не мяукал

И не хрюкал –

Под капустою лежал,

По-заячьи лопотал

И зверюшек неразумных

Уговаривал:

«Кому велено – чирикать –

Не мурлыкайте!

Кому велено мурлыкать –

Не чирикайте!

Не бывать вороне коровою,

Не летать лягушатам под облаком!» 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Впрочем, может быть, заинькой был Лакан): 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Так или иначе, дошло до того, что  

«…лисички взяли спички,

К морю синему пошли,

Море синее зажгли». 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Дошалились до Апокалипсиса. Даже Крокодил, пусть хоть долго (пусть хоть Столыпин - до 1911 года) -

«… море синее тушил 

Пирогами и блинами, 

И сушеными грибами»… 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

- ничего не помогло.  

«Тушат, тушат – не потушат, 

Заливают – не зальют».  

И вот, когда, казалось, все пропало… Прилетела бабочка, помахала крылышками. «Стало море потухать и потухло».  

Бабочка – любовь и красота, – хрупкая и могучая одновременно. Возможно, смиренное тихое приятие друг друга.  

«Красота спасет мир»  - до тошноты, но правда.  

Любовь и красота восстанавливают общественный порядок, - вернее порядок в головах в начале, а потом уже сам собой нормализуется общественный климат. Звери (люди) возвращаются каждый к своей социальной роли, к соответствию понимания своего "Я"  отражению в глазах соседей, и это их теперь совсем не напрягает.  

Почему же теперь их это не напрягает? Потому что бабочка-любовь и смиренное приятие других, красота – устраняют тоску из жизни человека. А именно тоска – двигатель творческой амбиции "котят".  

Здесь приведу свой ответ одному знакомому. Он спрашивал меня о значении тоски для творчества.  

«Тоска есть, конечно, драйвер художественного творчества. Однажды на берегу Андаманского моря при помощи одного гуру я (правда, правда) достиг вдруг такого спокойствия, что засмеялся. Гуру спросил меня: "Почему вы смеетесь?" Я ему говорю: "Я вдруг понял, какие несчастные олухи были Толстой, Бах, Шопен..." Все творчество лишь крики боли, желание спеть самому себе колыбельную, чтобы хоть на миг забыться... Когда мы будем все счастливы, никакого творчества не будет. 

Тоска есть могучая топка, которая выдает творческие акты. Тоска - единственно благородное состояние человека, ставящего его на равных с величием и мраком Вселенной».   

То есть, пока остается тоска у людей по поводу своего модуса жизни, будут неизбежно появляться «котята». Красота же (бабочка) снимает тоску, и не надо более искать спасения от тоски в создании конструкта своего «Я» - консервативного ли,  либерального ли. 

Тут мы доведем мысль Лакана до логичного конца.

Если все сущее находится в бесконечном изменении, сущее ни в один момент не ЕСТЬ. Попытка идентифицировать себя в этом контексте бесполезна и вредна в принципе.

Наблюдающего, обладающего Воображением (как у Лакана) нет. Есть наблюдение, которое наблюдает. Кто наблюдает - это, конечно, вопрос вопросов ("сказка сказок"). 

Увы, кажется, люди – лишь голограммы, дрожащие в воздухе, нестойкие проекции некого Наблюдения, которые одновременно... проекции проекций (друг друга).

Или - в другой метафоре - «марсоходы», получающие от Наблюдения управляющие сигналы. Но вот сигнал обрывается и больше не поступает. Марсоходы остановятся, затихнут, бессильно уткнув в красную пыль щупы. Ни в какой рай для марсоходов не попав, не попав и в ад.

А Наблюдение останется, только оно.

Интересно, как наблюдает Наблюдение. Каждый из нас, не будучи НИЧЕМ, наполняет содержанием других. А те, в свою очередь, не будучи НИЧЕМ, наполняют содержанием нас. Из ничего создается НЕЧТО – красота, которую, вероятно, и ищет Наблюдение. Весьма забавно жить в мире проекций друг друга.

Но что касается архетипического сценария «Путаницы». Он неизбежно вновь и вновь повторяется постоянно в человеческой истории – на всем земном шаре, во всех странах. 

Он общеизвестен и всегда дает диктаторам вполне отчасти справедливый предлог зажимать свободу и свежую, оригинальную мысль, индивидуальное самоощущение человека  - под предлогом охранения общества от «большего зла», от потенциального «хаоса», от апокалипсиса, от возгорания «моря» социума. 

И все же, как не зажимай, пока тоска правит бал, какой-нибудь "котенок" вновь громогласно и талантливо заявит, то не желает больше «мяукать». А свиньи в корыте с помоями, услышав голос талантливого котенка, переглянутся и скажут: «А мы что хуже? Тоже не будем больше хрюкать. Он дал нам свободу!» А там опять начнется такое, что и не разберешь, кто изначально был котенок, а кто свинья. 

Нет, господа, на бабочку только одна надежда… 

P.S.

Но ведь нет! Опять возразят мне котики: вот ведь, правда, автор путаник! При чем тут бабочка? Ведь в результате нашего отказа мяукать, в результате борьбы за личную свободу человека улучшаются нравы - пусть через много лет, пусть через кровь, но - на каждом новом витке истории – неизменно улучшаются. 

Эх. 

В этом-то вся и путаница. Нравы улучшаются не из-за крови. Просто бабочка всякий раз чуть запаздывает.