Пример

Prev Next
.
.

  • Главная
    Главная Страница отображения всех блогов сайта
  • Категории
    Категории Страница отображения списка категорий системы блогов сайта.
  • Теги
    Теги Отображает список тегов, которые были использованы в блоге
  • Блоггеры
    Блоггеры Список лучших блоггеров сайта.

Разговор с достаточным количеством конкретики

Добавлено : Дата: в разделе: Без категории

Посвящается американке Айн Рэнд 

Маленький домик на берегу реки: он украсит собою любую Love-story – напротив труба, краснокирпичной кладки – это может быть драма (в несколько серий) – худая ограда из дерева – на провинциальной веранде, под рубероидом – это мог бы быть Хоррор, в духе Хичкока – головокружение – по утрам здесь бегают девушки в леггинсах, а в сентябре-октябре цветет Джакаранда – мелодрама с легкой эротикой...

Чуть ниже, за оградой, Maritime museum (морской музей) – это труба его котельной. Южный берег реки, на другой стороне ботанический сад, там водятся поссумы – помоишники, а на этой стороне – сорные куры – большеноги и тоже помоишники. По обе стороны – корпуса университетов, где учатся международные студенты (international students, по-нашему: иностранные). Модерн в кубических конструкциях.

Места общего пользования… оставляют хвостатым много надежды на сытую и счастливую жизнь. Спокойствие, довольство и наличие свободного времени – вот что отличает здешних обитателей от привычного нам человека заслуженного, распространяющего уныние и серую краску будней. Помните чеховскую Каштанку (и нашу Пречистенку)? «Тетке приснился собачий сон, будто за нею гонится дворник с метлой…

...и она проснулась от страха», – это загнанность! – и она теперь снова, как библиотека им. Ленина на голову Достоевскому, давит на наши мозги и определяет характер мысли: претендуя на знание, а в ощущениях голая и звенящая пустота. Кто-то спрашивает:

- «Посылки то работают?».

- «Работают, – отвечает адресат, – вечером даже шустрее ходят».

Разговор, что называется, с достаточным количеством конкретики – я называю этот стол – «логистическим»...

Гляжу в окно, над нами белые снежинки из пенопласта. Красная буква «М» – это могло бы быть началом имени Маяковского; но это – московское метро... и снова – имени Его. Поднимая глаза над ступенями к постаменту – наблюдаю «лысый цоколь». Стоило писать эссе о Мандельштаме, чтобы выучить хотя бы эти  два слова. Ими, в нашей стране можно определить все – это идеал советского истеблишмента.

«Лысый цоколь», а на периферии, – «бетонные джунгли» (как говорит Хакамада). Не знаю, помогают ли её книжки выживать в них. Мне – нет; но в определениях Ирина Муцуовна очень точна. Мне она нравится; а они… – нет. Мне, вообще, кажется, нам еще предстоит осознать, как были важны для нашей страны реформаторы. Нет, не экономически, это все ерунда (то есть, важно, конечно), но главное – эмоционально.  

Я сижу в кофейне: между приемной Калинина (позор представительной власти в России) и Четвертым управлением (позор российской медицины), как вся советская власть – позор российской государственности. Ну, это я так, мысли вслух. Под окнами, движение людей и машин. Серость стен библиотеки, с тазобедренными статуями над портиком, плавно перетекает в «лысый цоколь» и каплет с его вертикали…

…на асфальт: растекается по проезжей части, оседая пылью на пробегающие авто и впитываясь в спины людей. Добавляя нашему городу, и без того покрытому коростой прокуратур, еще один слой шершавости. Крыши библиотеки не видно – плоская – и кажется, что это не здание библиотеки, но коробка с книжками, прошедшая истренскую таможню, а люди – грязь, налипшая на картон. И бесполезно клеить оранжевый стикер «Way up» (и две стрелочки вверх). Переверни её – ничего не изменится, только люди будут капать с проезжей части в небо; оставляя по себе акварельные разводы и образуя в своем единстве тяжелую масляную пленку.

Хотите знать, что я здесь делаю? – прислушиваюсь к разговорам… (да, я услышал, что вы сказали: «нет»).

За памятником Достоевскому – черный ковыляющий старик (я вспоминаю своего учителя, профессора, обаятельнейшего старика). Он идет, покачиваясь мимо Библиотеки, вдоль мрачного набухающего картона её стен, почерневших, словно от копоти свечи. Он несет в себе счастье знания и свет. На фасаде – пергамент, имеющий касательство до ленинских мозгов – золотые буквы: «Государственная библиотека СССР»; а я вспоминаю скальпель Россолимо, в кабинете одного академика: короткое стальное лезвие и древко с ладонь длиной.

Достоевский сидит на своем пьедестале, как после удара, с опустившимися руками и совершенно без идей. Его осанку и положение, как тень, копирует женщина, севшая передо мной через стол, и обсуждает по телефону планы на будущее: «у меня свободная только вторая половина дня, в центре, да, я могу с вами пересечься». Заказывает себе Латте.

Глядит на часы, руки венозные, пережившие (точнее, перенесшие) не один нервный стресс. Долго приводит себя в порядок, явно бежала, под ноги ставит пакеты и сумку, в таком положении напоминающую пушечное ядро. Ждет. Я ищу глазами черного старика за окном. Не нахожу, перевожу взгляд на бабушку в беретке, за соседним столиком, она заказывает чай, разглядывает спины «логистов»; когда приносят чайник, ее внимание переключается на документы. Она берет в руку старую громоздкую трубку, до кого-то дозванивается и произносит чудовищные, на мой взгляд, для ее возраста и вида, слова:

- «Нинуль, ты говорила с заказчиком?.. И что?».  

- «Ты говорила с ним? – произносит женщина, севшая передо мной через стол, – и что он тебе сказал? Нет, сейчас не могу, опять опаздывает… ладно, всё». Бросает трубку – это реакция на появление молодого мужчины.

- Прошу прощения – депутаты должны…  – произносит он загадочную фразу и разводит руками, как бы, здороваясь. Штаны сидят на нем плотно, синяя джинса в стиле Мальборо, и тонкий свитер с матерчатыми заплатами на локтях, все в голубых тонах.

— Ничего, я понимаю, – отвечает женщина, – как ваши дела?

- Отлично! – говорит он, улыбаясь, но словно механический заяц с залипшими тарелками, сбивается и только повторяет, – ничего, нормально, обычно… – садясь, бросает папку к стене, раскладывает телефоны и заказывает кофе, и совсем уже поникшим голосом произносит. – Я всегда говорю «отлично», но на самом деле я подустал, как-то, загнал себя психологически… и физически. Женщины считают, что я смотрю на них какими-то щенячьими глазами. Какой-то уже совсем ***, – здесь следует эпитец, не примечательный для грамотной литературной речи, я (мы) не смеем его здесь употребить – и работа не клеится... но в целом, как мне сказали, весьма плодотворно, – он прерывается, официант приносит кофе и оставляет на столе белые сливки.

Женщина кладет голову на левую ладонь и помешивает свой Латте.

- Ну, расскажите мне, чего я не знаю, – обращается к ней собеседник, которого взбодрил один аромат кофе и он торопит своего «психолога» несколько развязно этим характерным новоязом: «ну, расскажите мне, чего я не знаю». Женщина сделала неопределенный жест руками, и подбородок пошел вниз, когда ладони вверх. Все в ее движениях говорило, что это не первая буря эмоций.

- Есть надежда, – наконец, произносит мудрая женщина – что когда цены упадут, ей откроется истина. Большая часть карм связаны с деньгами… – эта непонятная и совершенно не переводимая на русский язык фраза, очевидно, произвела впечатление на молодого человека и он сразу посвежел.

- Я думал, она будет бояться выйти из дому, что я ей буду нужен, а она ездит по Европам, уже нашла какого-то поляка... то есть, я хочу сказать, она, несмотря на свою жестокость, жесткость, нет, именно жестокость, я понимаю, она меняется. Пару раз она написала мне: «я скучаю по тебе». Я понимаю, на фоне её сухости – это маленькая победа. И я деньги ей слал. Много денег. У меня машина стоит в три раза меньше, чем я ей слал... и я не получил ни одного «спасибо»; но я понимаю, она там работает ночами… или что вы думаете?

- Я понимаю, это вас напрягает, но… мы уже говорили об этом.

- Да, я помню, вы говорили, она должна почувствовать себя свободной. Я понимаю, свободу в этом мире дают деньги... но она денег не считает!

- Нет, судя по тому, что вы говорите, она настойчиво хочет копить.

- Да, вы думаете? И я это чувствую, значит, она, не смотря на свою сухость, понимает, все-таки, знает мне цену...

- Не понимает, – женщина гортанно хохотнула, – но обязательно поймет.

- Она к этому относится так: это российский, московский парень, которому ничего не стоит слетать в Литву. И ее не волнует, что у меня ипотека на 100 тысяч, что я недавно развелся…

- А сколько уже прошло?

- семь-восемь месяцев.

- скоро вам станет легче.

- Да, в последний год на меня посыпались деньги, но еще недавно... а она, мне кажется, играет со мной в какую-то грязную игру. Я много думал о нас, не пойму, как так вышло. Мое будущее, я к этому просто отношусь, если сложится – сложится. Тут я о другом говорю, они не нужны мне, эти чувства, если я принуждаю человека. Вроде я, в этой ситуации, чувствую любовь, но если этого не будет от нее. Искусственно я этого не хочу.

- вам надо, в этой ситуации, быть терпеливее, надо вывести ее на диалог…

- Да, пока мне приходиться очень много выводить ее на диалог. Буквально. У нее одна строчка. У меня десять, двадцать, – он простучал объем ребром ладони. – Я решил, короче, беру деньги, закрываю квартиру, делаю бизнес... – тут он похлопал внешней стороной ладони, чтобы закрепить решимость – на эти деньги создаю семью.

- Тут главное точно понимать чего вы хотите и не упустить своего шанса.

- Да, я честно говоря, боюсь этого. Я не хочу вот так просто потерять свою жизнь. Я еще не понимаю точно, чего я хочу…

- Ничего, это придет. Главное экономить силы, не транжирить, щадите себя… и её.

- Да, я никого не транжирю, я очень аккуратен. Да я и не работаю ради денег. Я работаю, чтобы они просто были; и я перевожу ей, у меня машина уже древняя. Не так, конечно, чтобы совсем, но ей я перевожу в три раза больше. Если бы я всегда так жил, с такими деньгами, а тут, я понимаю, с ними надо очень аккуратно…

- Тут не столько важна аккуратность, сколько искренность чувств, – женщина показала ладонью бутон розы, выговаривая каждую букву последнего столь значимого слова. – Обращение с деньгами... да; но с женщиной!.. Это совсем другое.

- Да-да, искренность чувств, я понимаю! Но потом уже начинается какая-то игра. Все люди разные, я понимаю, с разными чувствованиями и начинается лавирование. Мне кажется, мне не хватит сил ее удерживать…

- Расскажите, как она относится к деньгам?

- Вот, я говорю, она их не считает…

- А конкретнее?

- Ну, она мелочна, она не видела как я тяжело терял деньги, она не умеет избавляться от вещей, может попросить куда угодно ехать, она на столько, это видно, вот так, на щелчок, – щелкает пальцами, – хочет себя устроить. Она просто не отдает себе отчет, как она себя ведет!..

- Я думаю, – с глубокомыслием в голосе произносит психолог, – она просто так живет.

- Когда мы только начинали встречаться, она так не жила, она подстраивалась, сдерживала себя. И с ней было легко!.. по началу. Я думал, мы с ней на одной волне… вот, а оказалось, это только по началу... Я не знаю, что делать!

- Надо искать гармонию для себя. Надо, как бы, управлять собой. Тут, как бы, нужно упростить себя. Понимаете? Просто, надо решиться…

- Да, это я понимаю, и уже пару раз готов был разорвать все, но вот, как только я сажусь в машину и еду в аэропорт, она мне пишет: «береги себя!» и я, хотя и понимаю, что это значит просто «пока», это не искренне, я хватаюсь за это. Мне очень трудно вывести ее на контакт, а без этого я не могу, а у меня дела. Весной федеральный проект, сорвется – мне *** (снова тот же эпитет). Я не знаю, не знаю.

- Я могу сказать, – понимающе заходил затылок психолога, – отношения надо строить на почве доверия. Надо предупреждать события, которые надвигаются на вас… и надо уметь переключаться…

- Ну, до весны я не успею, переключиться, а она просто не подпускает к себе.

- Она просто хочет забыться…

- Да, я понимаю, почему она такая. Она повзрослеет, поумнеет, мы не можем же смотреть на жизнь одними глазами…

- Здесь надо потерпеть… почувствовать ее.

- Да, но она не подпускает к себе.

- Тогда только терпеть.

- Ну да, я знаю, вы говорили, что мне еще два года так корячиться.

- Вам надо постараться успокоиться.

- Да, жизнь у нас не спокойная… и, наконец, этот развод. Это ж из-за нее!

- Вам надо снять с себя этот стресс. Не обманом. Просто вам надо вместе спланировать этот процесс.

- Ну, да, я знаю себя, я могу, время от времени, скажем так, обижаясь…

- Нет, врать не надо.

- Но эти женщины: ее мать… и жена… с ними просто жесточайшие терки…

- Здесь главное избегать конфликтных ситуаций.

- Да, я ведь думал, вот я с этой девушкой выстрою отношения на ближайшие пару лет. Она будет нуждаться во мне, будет зависима, а она играет мной! Нет, я этого не хочу. Если я пойму, что я просто принуждаю себя, я просто исчезну.

- Нет, просто надо ментально улавливать, когда она отвлекается, теряется…

- Это вы о чем?

- Я говорю, нельзя не замечать «черных чувств», – женщина сложила руки в замок и встала на локти, – Вы проницательны, Вы бы заметили, – её действия приняли характер молитвы, – это корейцы описывают систему реальности не глубоко, а так, чуть-чуть совсем, – замок распался и она показала пальцами как…

- Ну вот, я говорил своему, сейчас они у нас возьмут первый транш, потом переиграют всех, а мы подставимся!..

- Вот, а русская традиция, понимаете, она уходит корнями глубоко в Достоевского, в Толстого. Долго объяснять. Просто сходите с ней в ресторан, в театр.

- Да, мы уже ходили, когда сидели там, на диванчике, она меня так, знаете, чисто по-женски расположила к себе, а потом уже говорит, что хочет...

- Постарайтесь, только, чтобы решение было не в деньгах...

- Нет... да, я так, конечно, не стану поступать... но я не вижу другого решения.

- Надо понять, как вы собираетесь компенсировать ее отрицательные качества. Она – венера. Вы – марс. Вот, ситуация марса – это психологический анализ... Когда у нее день рождения?

- Шестого… или седьмого, да, в мае, девяносто пятого.

- Постарайтесь запомнить, девушке это важно. Какой она любит чай?

- Зеленый… жасминовый. Во мне, понимаете, бродит все это нежелание предсказуемости. Во мне желание изменить все, несмотря ни на что. Я просил ее не уезжать, но я тогда понял, чтобы я не делал, не писал... (Собеседница расправила плечи). Да-да, я помню ваши слова, она боится потерять независимость... но она и очень дорожит своей сытостью, хотя сама часто говорит: «я справлюсь, я сильная».

- Да, я вам скажу, это объяснимо. Она просто вынуждена, ведь преимущество за мужчиной, а это нереальное для женщины ощущение. Если бы она хотела чувствовать себя комфортно и ради «черных чувств» была готова обманывать своей сексуальностью, а душа настолько закрыта, она бы вам уступила... но ее душа открыта вам.

- Вы так думаете? Вот у вас, у вас есть это. С вами поговоришь, и глаза открываются. Она пытается преодолеть себя, да! – у молодого человека, действительно, загорелись глаза, – и, тем не менее, в конце последнего сообщения она ставит «kiss».

- Ну, вот, просто ментально она понимает, что не может без вас. Просто она толкает вас на принятие этого решения.

- Ну да, я приму... а у нее, может, через пять лет опять что-нибудь перевернется? У меня же перевернулось!

- Здесь вам надо, как бы, мучительно искать себя: забыть ваши амбиции, как бы, перенести себя на нее. Она может начать воспринимать вас остро, а вы должны помочь ей расслабиться… вам надо… ваш телефон звонит.

Парень лениво поднял вибрировавшую трубку, последовала пара незначительных фраз, типа «ничего, порешаем» и телефон лег на прежнее место.

- Этот человек (парень наклонился ближе к собеседнице), это тот, о котором я вам говорил, мой друг, из ближнего круга, я сейчас фактически живу на его средства и соскочить не могу. Никак. Я ему говорил, а он мне, что если личная жизнь мешает... Я, в общем, совершенно не могу расслабиться…

-  А вам и не надо. Она устала и вам надо помочь ей. Перенесите на нее свою заботу о себе. Тут надо просто понимать, что силы женщины не беспредельны, а у нее перед глазами уже есть ваш другой дурной опыт. Может быть надо переждать, и надо понимать себя. Если человек понимает, он может рассматривать разные взгляды, примиряя их на себя. Не просто рассматривать, но думать – а как бы поступил я?

Телефон снова завибрировал. Парень привстал, доставая деньги и требуя счет.

- Ладно, я побегу. Спасибо вам, я удивлен, каким образом вы это все трактуете. Вы очень просто это делаете. Вы так, со всех сторон можете охарактеризовать ситуацию. Вы такую мне уверенность придали!

- Я просто нахожу то, что меня интересует, и коротко говорю об этом, – психолог хотела казаться спокойной, но в голосе её звучал лысый цоколь ее пионерской молодости, но человек эпохи платежеспособного спроса, конечно, не мог этого слышать и обрадовался. Нам жаль его.

- Вот, мне это и важно. Я не хочу любую предначертанность знать, видеть,  – здесь он немного сбился, отсчитывая пять тысяч по купюре и положил их на стол, еще одну под расчет официанту, – вот у меня есть друг, он сильно верующий, даже слушать меня не стал. Он говорит, что это всё моя хрень,  и грех, и что это всё у кого-то там, у «слушающего» что ли, душу забирает. Я к нему, думаю, светлый человек, друг, а он сразу в штыки, говорит, это мешает вечной жизни; а я его тогда спрашиваю (смеется) – а зачем тебе вечная жизнь, что ты с ней делать будешь? Он всегда уходит от ответа, что-то там про свет, по храмам ездит… Хорошо его, видать, в девяностые тряхануло (смеется). В общем, ничего нового я от него не узнал, просто, говорит, «время лечит», «жизнь лечит», а что не лечит, то делает нас сильнее, да? (снова смеется, но уже нервно, натянуто).

- Хорошо, ну я довольна (женщина милостиво кивает и тоже встает, ни соглашаясь и не противореча).

- Ладно, я побежал. – мужчина, молодой парень, только (как бы это сказать?) плохо сохранившийся, с короткой залаченной челкой, собирает свои вещи, и отходит от стола.

Психолог остается, считает деньги, убирает в бумажник – отзванивается: «Да, поговорили, ничего, все по-прежнему, отдыхай, да, и ты тоже». И начинает собираться. Полные, порозовелые щеки, зеленый свитер с голубыми полосами, талия, отставшая от моды, волосы до плеч, которые съела нервная система и химия окрашенных волос. Телом – груша. Таких называют – «разжопившиеся».

На глазах – очки в темной оправе. На ногах – растоптанные сапоги на пуху. Черная сумка, как пушечный шар, разрешается зеленой овощной, какого-то сетевого ретейлера, и туда сразу сыпятся прочие пакеты. Деньги, в бумажнике цвета яшмы, ложатся во внутренний карман полушубка. Полушубок накрывает собой зеленую сумку. Сумка, зашуршав, ползет и закрепляется на округлом плече. Левое таким образом проседает, с него спадает растрескавшаяся лямка черного, разрешившегося от бремени, бурдюка, а правое поднимается и идет по магазину до стенда с открытками, напрягая нос в трубочку и массируя указательный палец левой руки пальцами правой своей соседки по плечам. Кажется, я чувствую запах детского крема: так и стоят, перед моими глазами, у стенда с открытками, эти кривые плечи, со знанием дела и своего психологического дара ментально управлять людьми.

Стол «логистов» обсуждает таможенную нагрузку;

Бабушка в беретке подписывает отрывные квитанции. 

А я что здесь делаю? – Прислушиваюсь к чужим разговорам... 

Привязка к тегам 90-е Australia Back in the USSR Россия эссе