Жена Федора Ивановича позвонила знакомому доктору. Мобильный не отвечал, дома трубку не брали, а в больнице сказали, что доктор Коган лежит на операционном столе. Сказали, что волноваться не нужно, операция простая, аппендицит, а пока они пришлют очень хорошего доктора.
Федор Иванович закашлялся, жена Вика положила ему на лоб руку и сказала:
— Боже мой.
Доктор пришел к обеду. Снял в прихожей обувь. Вика подала ему тапки. Прошли мимо закрытых дверей в спальню.
Больной лежал на широкой койке и тяжело дышал. Доктор открыл свой чемоданчик и вынул градусник. Сказал:
— Вот.
От него пахло дешевыми сигаретами.
Доктор посмотрел горло, послушал легкие. Сказал, что хрипов нет, спросил, не вызвать ли назавтра участкового выписать больничный.
— Не вызвать, - отвечал хмуро больной.- Мне отчитываться не перед кем, я сам хозяин.
— Это замечательно, - сказал доктор. И принялся выписывать рецепт.
Федор Иванович попросил очки и взял бумажку. Как ни странно, бланк был заполнен самым отчетливым почерком.
— Это что? - спросил Федор Иванович, - ваша фамилия? Я не разберу.
Так он сказал, хотя написано было совершенно ясно, и разобрал он отлично.
— Да, - сказал доктор, - это моя фамилия. Сон.
— Сон, - повторил Федор Иванович и расхохотался.
Он закашлялся, а когда кашель унялся, извинился.
— Ничего, - отвечал доктор, - я привык.
— Да нет, мне вовсе не кажется ваша фамилия смешной, я же не подросток двенадцати лет, в конце концов; просто сон - мое больное место, вы даже не представляете.
— Плохо спите?
— О нет, сплю отлично, себя не помню и снов не вижу. Ни разу в жизни не видел ни одного сна.
— Вы их не помните.
— Все так говорят. Я к психотерапевту ходил, хотя бы один сон вспомнить. Ничего. И ни к одному ходил. Ничего.
— Это можно устроить. Я могу.
— Что?
— Сон. Если хотите, пожалуйста. Один? Два?
— Вы шутите?
— Нет. Стоит недешево.
Доктор назвал цену. Федор Иванович приподнял брови.
— А вы как думали?
— Да я никак не думал.
— Но сон вы точно увидите и будете помнить долго.
— Хорошо.
— Один? Два?
— Один. Поглядим, стоит ли оно того.
Доктор ушел, а Федор Иванович подумал: ай-да фамилия, прямо-таки да.
Доктор приехал вечером через месяц. Федор Иванович уже был готов ко сну, умыт и в пижаме. Доктор достал таблетку, Федор Иванович принял и лег. Уснул мгновенно, как всегда.
Проснулся с легкой головой и рассердился, - никакого сна он не помнил. Открыл глаза, приподнялся и увидел, что лежит не в своей спальне на широкой кровати, а на каком-то дурацком раскладном диване. Лежит в полутьме, - едва пробивается свет сквозь крохотное оконце.
Федор Иванович вскочил на холодный пол. На цыпочках подобрался к оконцу. За стеклом в мелкой зеленой траве бродила курица.
Ай да, доктор, - подумал Федор Иванович, - ай да, сукин сын. Извернулся.
Он оглянулся, посмотрел на диван, на беленую печь. На спинке стула висели джинсы. Федор Иванович принялся их надевать, приговаривая:
— Читали мы Кальдерона, милостивый государь, помним, жизнь есть сон, как же.
Дверь отворилась, женская растрепанная голова просунулась.
— Вить, какаву хочешь на завтрак?
— Хочу, - ничуть не растерявшись, отозвался Федор Иванович. И осклабился.
Пил какао со светловолосой полной женщиной. Она что-то трещала о клубнике, что надо варить, а сахару мало, надо за сахаром.
— Ладно, - сказал Федор Иванович, - хорош. Где моя одежда и как отсюда до Москвы.
— Чего?
Она уверяла, конечно, что живут они с Виктором уже двадцать лет, что никакой Москвы на свете нету, соседи тоже подпевали, все сговорились. Федор Иванович бегал на станцию, узнавал; сговорились все встречные и поперченые, что Москвы нет и не было никогда, что ему эта Москва приснилась.
— Кальдерон! – кричал Федор Иванович.
И возвращался к новой жене. Она принимала, утешала, говорила, что сон забудется скоро, ну его.
— Какой сон? Это жизнь целая! – не соглашался Федор Иванович.
Но всё забылось. Иногда только в предутреннем забытьи припоминалось вдруг, как сидит, к примеру, Федор Иванович в театре, и кто-то бежит по сцене и поет. И тогда Федор Иванович думал: ну вот, опять, приснилось. То есть не Федор Иванович, конечно. Виктор.
Картинка - спящий пастушок Венецианова