06-06-2016
В духовке электроплиты вспыхнуло пламя.
Судорожные мысли: короткое замыкание?
Силовой кабель?
Купаты лопнули, и фонтанчик жира ударил в гриль, – жир вспыхнул на гриле, из духовки повалил дым и, как в настоящей печке, заплясал огонь.
Это длилось несколько мгновений. Фонтанчик жира опал. И огонь на гриле погас.
Последствий никаких. Осталось проветрить, да гриль протереть, когда остынет.
«Свет электрических лампочек есть мертвый, механический свет…
Электрический свет – не интимен, не имеет третьего измерения, не индивидуален. В нем есть безразличие всего ко всему, вечная и неизменная плоскость; в нем отсутствуют границы, светотени, интимные уголки, целомудренные взоры.
В нем нет сладости видения, нет перспективы. Он принципиально невыразителен. Это – таблица умножения, ставшая светом, и умное делание, выраженное на балалайке. Это – общение душ, выраженное пудами и саженями, жалкие потуги плохо одаренного недоучки стать гением и светочем жизни…
Нельзя любить при электрическом свете; при нем можно только высматривать жертву. Нельзя молиться при электрическом свете, а можно только предъявлять вексель. Едва теплющаяся лампадка вытекает из православной догматики с такой же диалектической необходимостью, как царская власть в государстве или как наличие просвирни в храме и вынимание частиц при литургии. Зажигать перед иконами электрический свет так же нелепо и есть такой же нигилизм для православного, как летать на аэропланах или наливать в лампаду не древесное масло, а керосин. Нелепо профессору танцевать, социалисту бояться вечных мук или любить искусство, семейному человеку обедать в ресторане и еврею – не исполнять обряда обрезания. Так же нелепо, а главное нигилистично для православного – живой и трепещущий пламень свечи или лампы заменить тривиальной абстракцией и холодным блудом пошлого электрического освещения.
Квартиры, в которых нет живого огня – в печи, в свечах, в лампадах, – страшные квартиры».
Алексей Лосев. Диалектика мифа.
Сегодня в церквях огромные электрические люстры имитируют свет свечей, и только у икон прихожане еще зажигают живые пусть и парафиновые, а не восковые, свечки. И лампадки дышат скромным огнем.
Бэлла Ахмадулина: «Всего-то чтоб была свеча, / свеча простая, восковая...» Ох, где же она в 70-ые видела восковые свечи? Все свечи давно были парафиновые. А восковая свеча, это совсем не просто и очень дорого.
Когда я был юношей, то часто выбирался в лес на слеты КСП. Это было очень хорошо. Потому что можно было сидеть у костра с друзьями и петь, то что нравится, а не то что велено партией. Но главным здесь были не песня и даже не свобода, главное – это живой огонь.
Пища, приготовленная на живом огне, не сравнима с электрической плитой. Разве можно сварить уху иначе как на костре? Об этом даже как-то неловко говорить.
Живой огонь мгновенно притягивает внимание. Он сразу становится центром и средоточием уюта.
Я вырос в доме, где каждый день горел живой огонь. Наш дом был довольно странно устроен. Это был трехэтажный многоквартирный дом с паровым отопленьем, канализацией и горячей водой, но на кухне, стояла угольная (а вовсе не электрическая или газовая) плита. И бабушка – лучший из встреченных мной в жизни кулинаров – каждый день готовила на плите обед. Плиту топили углем. Уголь хранили в специальном сарайчике – во дворе. И туда нужно было каждый день ходить с ведрами – спуститься с третьего этажа, дойти до сарайчика, набрать угля, под-нять-ся на третий этаж. Пока я был маленький носил по полведра и на обратном пути отдыхал на каждой площадке. Потом – взбегал с двумя полными ведрами, прыгая через ступеньки. Такая вот ежедневная гимнастика. Но зато в нашем доме горел настоящий огонь. И бабушка пекла любимейшие плюшки.
Сейчас я щелкну зажигалкой и буду несколько секунд смотреть на живой огонь. Убогие радости горожанина.
Но совсем скоро наступит Новый год и будут гореть свечи. И настоящим чудом по все дома придет живой огонь.