Что нового сказать о поколениях?

И есть ли смысл, всё сказано давно.

Ну, разве что в преддверии Рождества,

Рисующего вехи на промёрзлых окнах.

Присели — мама, папа, сын,

Здесь вся семья, а нет кого — стучится в память,

И с фото улыбаются влюблённо

Пятидесятые… И дед, как я сейчас, при чёлке.

А там война, в ней мама, ей лет шесть

Неполных, но счастливых первомайских…

Цветных воздушных шариков не счесть

На кинокадрах чёрно-белой плёнки.

Он помнил себя четырёхлетним, замёрзшим, продрогшим. Лежавшим в утрамбованном пацанами снегу на крыше старого сарая.

Все уже разошлись — вечерело.

Стемнело уж и вовсе давненько. Но небо… По чистому, звонкому ночному морозцу небо не отпускало паренька домой своими звёздами, туманностями, бескрайностью.

Он завороженно смотрел вверх, не обращая внимания на то, что начинал по-настоящему коченеть. Вот одна звезда подмигнула, тут же исчезла, словно растворившись. Другая... О чём он думал тогда? Хм, да о том же, о чём и сейчас, став сорокалетним большим дядькой. Ничуть не поубавившим с годами щенячьего восторга при взгляде ввысь, в пронзительно чёрный Космос. Сквозь него.

История, о которой рассказывается на этих страницах, произошла в последние дни декабря, когда солнце, кажется, вовсе не высовывает нос наружу, но прячется от кусачего холода под крышей, за крепкими стенами, как всякая разумная живая тварь. Или оно вовсе пропало, окоченев от ветра, заснуло, застыло в сугробе и мы никогда уже не увидим его. Никто не задается вопросами, не решается поднять голову от узкой тропы, пробитой в снежной стене. Редкие прохожие перебегают по утоптанным узким коридорам, прикрывая щеки варежкой от белых ос, снежных стрел. В такую погоду человеку нужны теплая одежда снаружи, горячий суп внутри и надежное пристанище впереди как цель его странствия.

Вспоминая теперь то утро, я вижу солнце. Дул свежий ветер и в перине облаков образовались вмятины и ямы, потом прорехи, и солнце взглянуло на город. После сырости и холода взбодрились мелкие городские воришки, сороки и воробьи. Люди подняли головы к небу и удивились. Даже автомобили, ползущие по-собачьи, носами в зады другим машинам, выглядели веселее, гудели, что ли, не столь резко. 

Хотя возможно, это ложная память. Солнце не выходило утром, как не выходило оно уже две недели до того и не будет выходить после. Туча заволокла небо от горизонта до горизонта, тяжелая, влажная, беременная мегатоннами снега туча. 

В один из последних декабрьских вечеров, обходя автомобиль, обшаривающий зоркими фарами переулок в поисках парковки, Викторий Попофф пришел к огорчившему его самого, но оттого не менее непреложному выводу, что женщина, отправившая его в эту экспедицию, с пренебрежением к нему относится. Иначе как можно было выгнать человека, только погрузившегося после трудового дня в старый кожаный диван, обволакивающий его тело мягким зеленым коконом, человека, предвкушавшего ужин и немного острых новостей, основная содержательная ценность которых заключалась в том, что происходили они вдалеке от дивана, ужина и любимой женщины, чья кожа пахнет жасмином, как можно было останавливать его, вытаскивать из зеленых кожаных объятий и отправлять назад, в темноту и холод ночи.

Бедный старик, он, всякий раз принимает меня за сиделку. Вот и сегодня – взглянул строго, приложил ладонь к уху и стал «звонить» сыну.

- Алё! Гошка? А у меня тут сиделка. Хорошая. Это ты прислал? Ну, спасибо тебе. – Он кладёт «трубку» и сидит так некоторое время, уставившись в пространство.

Поросенок

К концу декабря похолодало, но снег так и не выпал, и ветки в иголках инея сверкали в лучах холодного солнца. Герда ковыляла по покрытым льдом булыжникам. Её левая рука бессильно свисала вдоль тела, огромный синяк расплывался вокруг горящего болью локтя, но сил беспокоиться, насколько серьёзна рана, у неё не было.

Рождество в Снежных Горах

Машина шла в гору. Скорее, не высокую гору, а холм, чем-то похожий на крымские, где Илья отдыхал у бабушки. Разве что росли здесь не сосны с кизилом, а эвкалипты. Серо-зеленые стволы гнулись в сторону дороги, кроны трещали одноцветно тусклыми листьями на ветру. Илья вздохнул. Два года назад родители привезли его на другой конец земли, в Австралию, и он уже болтал с одноклассниками по-английски, видел в лесу кенгуру и кормил с руки опоссума.

А вот еще, помню, был случай. Диджеил один молодой человек на новогоднем корпоративе «Балтболтбанка». Накануне в спешке накачал из интернета гламурных говнохитов, покидал их в iTunes – и вперед. И посередь похабнейшего ремикса то ли на Last Xmas, то ли на Let It Snow задорный такой детский голос объявляет (маркирует, стало быть): «DJ Vini!» Неприятно, но бог с ним: кто этих диджеев по кличкам их фраерским знает. А ребенок не унимается: «Специально для клуба Dяgilev!» Что в Питере звучит немного странно: Dяgilev же в Москве и уж несколько лет как сгорел. «С Новым, – говорит, сука такая малолетняя, – 2009-м годом!» А на дворе декабрь 12-го вообще-то.