Фермер

Свет солнца над террасой (как зеркало в пыли),

Приподнимают астры соцветья от земли.

Кувшинки, как заплаты, на ватнике пруда,

Ждут вороны-прелаты день Страшного Суда.

Горнист

Да здравствует юный октябрь – могильное солнце страны,

Упавшие яблоки с яблонь в траве окаянной видны.

Осунувшись, как от холеры, гнилые, как море Сиваш,

Они, словно в Зимнем – эсеры, бормочут мне «Отче» не наш.

На вынос

Пока жульверничал газетой сосед в беседке у крыльца,

Луна зазубренной монетой упала в омут озерца.

Фурычил катер рыболовный, скулою тёрся о причал,

Напоминал каменоломню (по силуэту) и стучал

Три кладбища

Три кладбища в пространстве между сёл,

Дошкольный лес для мелких проходимцев.

- Иринка, погляди-ка... Я набрёл

На борового сказочного принца!

Привычка

Одна из любимых привычек –

Подолгу стоять у окна:

Деревня. Дорога, в кавычках

Столбов телеграфных, видна.

Пастух, собирающий выгон –

Колхозное стадо, УАЗ.

23 августа 1880 года родился Александр Грин. К этой дате – пара зарисовок времён его буйной молодости.

Кто хочет понять поэта, тот должен отправиться в страну поэта. Гёте

Ему с малолетства не везло. Не выходя за рамки обычных проказ, именно он постоянно натыкался на неприятности с педагогами: «Если я играл во время урока в пёрышки, мой партнёр отделывался пустяком, а меня как неисправимого рецидивиста оставляли без обеда»... Классные, учительские кондуиты были заполнены Гриневским до отказа: сплошные упрёки и замечания родителям насчёт бесчисленных драк, смеха на утренних молитвах и неудов по закону божию. Из-за невыносимого поведения и неуравновешенности дружеские отношения не складывались абсолютно ни с кем.

Летом 1901 года, после возвращения с Урала, где его испытывали на прочность по-настоящему мужские занятия в лесу и на рудниках, – на русском «бретгартовском» Клондайке, – Грин живёт в Вятке, снимая комнату с давнишним школьным приятелем Мишкой Назарьевым.

Мост

Протиснись в скрипучую душу зимы!

Возьми у подлеска осины взаймы.

Природным огнём упоённая печь

Трещит, как – по крепким редутам – картечь.

Мой сон проявляется явью во сне,

Где мама читает Чуковского мне,

Где вечность скрывает увечье реки,

Чьи камни разбиты, как – в кровь – кулаки.

Дарт Вейдер

Я очень обеспокоен состоянием дел моих,

В поле один – не воин, если один – не псих.

В поле один – не воин, если один – не Бог,

Я очень обеспокоен отсутствием рук и ног

У паренька в каталке (он воевал в Чечне –

Не в катафалке танка, а на его броне).

Их было немного, но свет от каждой запечатлелся настолько, что ощущение её присутствия продлилось на долгие годы, навсегда.