Сага
Как Имира мозги, витиеваты бредущие по небу облака,
рука моя к земле чужой прижата и чувствует: пульсирует река
от рыб, центростремящихся на нерест, как викингов драккары на Руан…
Закат окрасил мухоморный берег и медленно сползающий туман
Сага
Как Имира мозги, витиеваты бредущие по небу облака,
рука моя к земле чужой прижата и чувствует: пульсирует река
от рыб, центростремящихся на нерест, как викингов драккары на Руан…
Закат окрасил мухоморный берег и медленно сползающий туман
За отсутствием лета разбирала фотографии из своей поездки на Шри-Ланку. Фотографий оказалось мало. Так всегда бывает, когда глаза разбегаются и не знаешь, что снимать - то ли лачугу с битой черепицей, огородом и тремя семейными могилами между грядками; то ли салон аюрведы и у входа вазу с плавающими в ней магнолиями; то ли собаку, которая только что попила из этой вазы, а затем в нее помочилась; то ли обезьяну, которая карабкается по пальме с украденным у туриста бананом; то ли всепроникающую тропическую зелень, которая бьет из развалин, прорастает из крыш и из свалок...
Кстати, свалки - одна из самых художественных вещей на Шри-Ланке. А здешний мусор - не мусор в европейском понимании, то есть брошенная мимо урны сигаретная пачка или полиэтиленовый мешок одиноко скользящий по тротуару. Мусор Шри-Ланки - это часть пространства, вещество жизни, которое разлито и в трущобах, и в туристических кварталах. Впрочем, никаких таких "кварталов" и нет. Пятизвездочную гостиницу от трущобы отделяет лишь несколько цветочных горшков, выстроенных в ряд, или забор. А за забором снова глинобитная лачуга, а за ней сияющий ювелирный бутик, а за ним пекарня с заляпанными стеклами, запахами пережаренного масла и лепешек, а дальше снова помойка, на которой два варана пожирают остатки хот-дога. В этом пространстве нет никакой системы и иерархии. Все перемешано со всем: лачуги с дворцами, вараны с буддистами-монахами, транснациональное с местечковым, костюмы с набедренными цветастыми тряпками, статуи Будды с указателями на "Макдональдс".
Не сменить пластику? Но родина снится опять...
С. Гандлевский
То и дело то тут, то там я слышу один и тот же спор - спор о родине. Одни утверждают, что любят родину, а другие возражают – было бы за что. Одни говорят, что надо уезжать в иные места, ради лучшей жизни, а другие – что где родился, там и пригодился.
Я люблю ИКЕА.
Нет, я, конечно, знаю, что «дубовый» стол сделан из фанеры, что кровать развалится, розовый куст в горшке завянет, карета превратится в тыкву, туман рассеется и я снова окажусь в своем хаосе, в икеевских меховых тапочках, сжимая в руке ситечко для заварки. Моя квартира никогда не будет похожа ни на одну из тех комнат-витрин, созданных шведскими кудесниками. Но все равно я с готовностью отдаюсь этой умиротворяющей ласке иллюзии, эфемерным декорациям домашнего счастья, мягкому свету, креслу, которое шепчет, что в нем меня ждут самые нежные вечера, столу, который внушает, что за ним я сложу самые прекрасные вещи. И я чувствую, как загораются мои глаза, как ноги сами ведут по мебельным лабиринтам.
Да. Почта теперь не та, что раньше.
Раньше на почте было много интересного. Раньше на почте был сургуч, который хотелось съесть. И на него ставили печать. И в этом был ритуал. А сейчас только наклейка со штрих-кодом. И вместо мешков теперь пакеты. И жестянки с клеем нет. Нет также и кисточки в этой жестянке, облепленной сталактитами канцелярского клея. И марки не надо больше облизывать - их теперь выпускают в виде наклеек, для нашего же удобства. А стало быть нет и мокрого кусочка поролона, в котором можно было смочить марку, если по каким-то соображениям нам бы вдруг не захотелось ее лизать.
Каждый город - а большой, с закреплённой и существенной культурной ролью уж точно - константа, заданная для многократных и непременно различных интерпретаций. Матрица для наращивания значений. Для их накапливания, перемены их мест, одних - убирания в пассив, других - изымания оттуда в активный оборот, чтобы затем вернуть их в запас снова. Каждый человек, проживающий город, приносит в него хоть маленькую долю нового, не бывшего прежде смысла. Поэтому травелоги - многократное описание разными людьми посещения одних и тех же пространств - никогда не потеряют культурного смысла, хотя проживается и описывается, казалось бы, одно и то же. Это - работа с пространствами, отличная от их открытия: это работа их постоянной переинтерпретации.