1

Благочинный смотрит глазами воланами

в небо темное:

Образуют облако Магелланово,

ясноликие ангелы кланами. -

думает умное.

Стало быть, можно хозяйство плановое

повести, золочеными гумнами

уставляя поля, да пчелами-бипланами

развлекая игумена.

2

Утро. Батюшка едет на скутере,

поспешая к заутреней.

А вокруг него вакуум.

Лишь шнуровка крестов православных на маковках

держит в камерах постных

круглых мячиков воздух.

Едет батюшка берегом.

Едет бережно.

Время самое, что ни на есть безобидное.

Солнце греет косточки лучевидные.

Едет батюшка. Глупости крутятся:

говорят, что во время распутицы

потеряешь - сторицей воротится

к Рождеству Пресвятой Богородицы.

Едет батюшка, думает: в прорези

шлема видно, что создан по образу

и подобию Божию

его памятник кожаный.

Сколь ни плох человек — а и в бедствии

виден дух соответствия.

Едет батюшка, думает: дондеже

не доеду не будет дождика,

ибо верую!

Впрочем, думает, глупость какая-то:

чем тягаться с земной атмосферою,

лучше в этом покаяться.

На дороге вороны спокойно, без паники,

месят тульские пряники.

Едет батюшка. Думает: Господи!

А ведь бездрожжевой перекос, поди,

и рождает души сколиоз.

Скользок, ползок – на собственном опыте

знаю - путь без опары и слез.

Едет. Облаки дремлют на выпасах.

Не мешало бы выспаться.

А еще украсить Одигитрию надо бы

будет листьями падуба.

Березняк подрастает, как будто пытается,

дотянувшись до таинства

исповеди, связать покаянные

венички банные.

Едет. Видит печатное слово:

«Новая жизнь железного лома в Перово»

Вот так плакат.

С огоньком коротает свой век до второго

пришествия металлопрокат!

Матушке надо бы справить путевку в Абхазию

на лечебные грязи

к Кананиту на Новый Афон.

А еще барахлит телефон.

Да совсем провалилась кровать.

Ложе брачное дюже нескладное.

Денег нет. Остается во всем уповать

на Его милосердие бесприкладное.

Только выдумал -

руль неожиданно выбило

у служителя культа из рук.

И об изгородь с лету как треснется!

Ох, Царица небесная!

Ничего!

Улыбается. Крестится.

3

Небо в Лазареву субботу

все лазоревое от пота,

воскрешающего стада

облаков. Но такой работы

было много всегда.

Коли мокрую снять рубаху,

обнажится причина страха –

черный космос с его сухим

искупающим небо прахом:

Осоавиахим.

4

Грудное молоко большого колокола.

Вечернее кормление. К теплу.

Автобус, останавливаясь в Молоково,

высаживает маки на углу

земли, перемещающие волоком

по волокну древесную золу,

одну печаль присыпавшую щелоком

другой…

…пока гудят колокола

и к молоку примешивают пепел,

надежду отнимая от груди…

Ты чесноком сосцы возводишь в степень

вселенской горечи, лежащей впереди.

А грудничок сосет щепотку мака

и засыпает, ласковый зевака.

5

Синий снег голубые лавки

в поездах ленинградского направления

одинаково тугоплавки

по весне выбирая тление

торфяного болотца

табачной лавки

в качестве наградной камилавки

из верблюжьей шерсти высохшего колодца

чтоб погибнуть в ужасной давке.

6

В ночном безветрии

спасает только вера

в то, что симметрия

дыханья – атмосферу

способна удержать на волоске

от гибели. Зарытые в песке

икринки ветра -

разграблены стрекозами-симпетрум,

способными лететь в одном носке

прозрачных крыльев сотни километров

пространства бездыханного… Пузырь

твоей улыбки – колокол воздушный -

не долго сможет создавать подушку,

и зеркальце, продавленное вширь,

снутри запотевает, как теплушка.

7

Катушки разоренных гнезд,

яйцо, краснеющее в пост

в руке Казанской Божьей Матери

используются в трансформаторе,

питающем воздушный мост:

когда, ферритовые кольца

одев на палец богомольца,

на легких аэросанях

летает иеромонах:

продукты возит к чаепитию

с самим владыкою в обители:

и о последних временах

как о случившемся событии

воспоминает в именах:

и протекает по цепи

и замыкается в себе

укутывая гнезда, свитые

предстательством протопресвитера.